Черноводье - Валентин Решетько

Вялым, угасшим голосом спросил:

– Дак че, начальник, мне ехать, али как?

– Езжай! – приказал Талинин. – Поселковому коменданту скажешь, документы у меня оставил.

Поднял мешок с вещами и закинул его за спину совершенно другой человек. Тот, свободный, остался где-то на дороге, в пути, и появился новый – подневольный. Александр тяжело зашагал на берег реки.

Комендант, провожая взглядом удалявшуюся фигуру спецпереселенца, задумчиво проговорил:

– А ведь мне тоже бы в поселок надо съездить… и попутчик объявился! – И, как человек, быстрый на подъем, еще не успев додумать мысль до конца, громко окликнул удалявшегося спецпереселенца:

– Гвардеец, у тебя обласок большой? Двоих поднимет?

Щетинин остановился и, обернувшись на голос коменданта, недоуменно отозвался:

– А че? Вообще-то до Чижапки вдвоем ехали!

– Вот и ладненько! – обрадовался Талинин. – Подожди меня, я быстро. Вместе поедем в поселок.

Осенний день, солнечный и прохладный с утра, к вечеру изменился: потеплело, и стал накрапывать дождь. Оголились речные берега. За низменным правым берегом реки проглядывали широкие просторы васюганской ливы; слева тянулся высокий глинистый обрыв. Еще совсем недавно эти берега через край переполняла бившая ключом жизнь. Сейчас было непривычно тихо. Опустели тысячные колонии дроздов, заселявшие густые кусты тальника между курьей и Васюганом, исчезли утиные выводки, пропало звонкое многоголосье бесчисленных куликов, отлетались в голубом васюганском небе вилохвостые стремительные стрижи. Серо, сыро, промозгло… Только редкие вороны, нахохлившись, молчаливо восседали на обвисших от сырости тальниках, равнодушно провожая взглядом плывущий по реке обласок. Слабый северный ветерок на открытых плесах развел небольшую волну. Разбиваясь об острую скулу долбленки, мелкие брызги неприятно орошали сидящих в обласке путников.

– Ну и погодка! – ворчал сидевший в носу обласка комендант, вытирая ладонью мокрое лицо.

Свалившись с середины реки под глинистый яр, где было сравнительно тихо, Александр, равномерно загребая веслом, мощными толчками продвигался вперед. Между делом с нескрываемым интересом изучал впереди сидящего пассажира. Глядя на вьющиеся шелковистые волосы, выбившиеся из-под околыша форменной фуражки, на гладкую точеную шею, думал: «Совсем молодой еще – сосунок, а власть над людьми какую имеет… Сейчас все они – не успели вывалиться, а уже настеганные…»

Течение, ударившись о крутой глинистый берег, завихрялось, образуя многочисленные улова. Обласок на водоворотах взбрыкивал, точно уросливая кобылешка, стараясь развернуться поперек течения. Щетинин умело усмирял непредсказуемый бег своего скакуна. Но один раз, не рассчитав, он сильнее навалился на весло и качнул обласок. Тот, накренившись, черпнул речную воду через край.

Талинин судорожно хватился руками за борта. Обласок качнулся сильнее, набрав еще больше воды.

– Не хватайся за борта, гражданин начальник! – гаркнул Щетинин. И уже спокойнее: – А то ить утопнем. Я же плавать не умею!

Талинин отдернул руки и нервно хохотнул:

– Я ведь тоже, гвардеец, плавать не умею. Утонем, так вместе!

Бег обласка выровнялся; по дну обласка тихонько журчала вода, сливавшаяся в корму. Успокоившись, Талинин задумчиво проговорил:

– А че, гвардеец, утонем – и никому дела до нас не будет. Ты – спецпереселенец; я – комендант при вас. Вычеркнут тебя и меня из списков, и все… Были – и не стало нас… Земля не перевернется!

– Земля не перевернется, а все же рано пока! – поддержал рассуждения коменданта Александр.

Талинин охотно согласился:

– Конечно, рано! Да и земля тут больно богатая. Умирать жалко!

«Земля-то богатая, да не больно в радость богатство сквозь тюремную решетку!» – подумал с горечью Щетинин и ничего не сказал в ответ.

Впереди, между редкими кустами черемушника, показался натоптанный берег, и едва заметная тропинка пролегла на верх обрыва.

– Пристань здесь. Тут таска, – показал рукой комендант на тропинку. – Километра два сократим. Че зря воду лопатить!

Вытащив обласок наверх, путники врезались в густую, уже полегшую траву.

– Мамочка моя родная! Травищи-то, травищи!.. Сколько ее пропадает здесь! – остановился в восхищении Щетинин. Полегшая трава плотно сбившейся кошмой лежала по обочинам узенькой тропинки. Разделенные носовой частью обласка, путники с трудом выдирали ноги из травяного месива. Наконец Александр не выдержал:

– Слышь, комендант, давай я один потащу. Легше будет!

Талинин отпустил носовую распорку:

– Твоя правда, леший бы по ней не ходил! Весь упарился. – Он подождал, пока мимо него проползла корма обласка, и шагнул на тропу.

– Передохни, че торопишься. Теперь уж недалеко, скоро в поселок приедем!

Щетинин остановился.

– Видишь, какой крюк сократили! – Талинин показал рукой на убегавшую к горизонту ленту тальников; где-то там, на пределе видимости, лента развернулась и снова приблизилась к путникам.

– Не река, а сплошные петли, – проговорил Щетинин и взялся за носовую распорку.

Через некоторое время обласок снова скользил по черной воде широкого васюганского плеса.

– В конце плеса и поселок! – негромко проговорил комендант.

И снова у Александра защемило сердце:

«Значит, мои родные места теперь будут здесь», – подумал он, оглядывая все те же, сопровождавшие его на протяжении всего трехсоткилометрового пути, низменные берега, перемежавшиеся глинистыми и песчаными крутоярами, заросшие светлым тальником и непроходимым черемушником. Александр еще издали увидел высокую осину; подъехав ближе, на ней можно было различить затес с полузатертой цифрой «шесть».

Щетинин завороженно смотрел на полузатертую цифру. В голове навязчиво вертелась мысль, от которой невозможно было освободиться: какая здесь ждет их жизнь и надолго ли? Даже сама мысль, что тебя насильно привезли сюда, что тебя охраняют здесь и что тебе никуда нельзя без разрешения, – убивала. Ты был раб, узник, поднадзорный – не можешь сам, по своей воле, сделать лишнего шага. Александр положил весло и безвольно опустил руки. И копилась в душе простого сибирского мужика невысказанная и до конца не осознанная горечь:

«Русь моя… Русь дикая. Русь прекрасная! Народ мой – Богом проклятый и Богом отмеченный… Доколе же в рабстве тебе жить? Доколе будешь ты рабов плодить и в рабстве умирать? Посмотри кругом – земля твоя неухоженная. Жилища – скотские. Разве можно украсить жизнь подневольным трудом? Разве можно вырастить красивых людей за железной решеткой?»

Не мог мужик красиво и складно говорить, но чувства, созвучные такому настроению, переполняли его. Александр взял в руки весло и тихо проговорил:

– Мы не рабы, рабы не мы!..