Боярские дворы - Нина Молева

На первый взгляд это была задача для специалистов-историков: смена владельцев на протяжении XVII века в одном подмосковном селе. На ее примере представлялось возможным выяснить отдельные юридические особенности землевладения тех лет, расцвет хозяйства — по сравнению с соседними селениями условия для крестьян здесь складывались благоприятней. К тому же имена, которые удавалось раскрыть, немало значили в истории русского оружия.

В конце концов, почему так не могло быть: три сменявшие друг друга владелицы сельца Ховрина с одинаковыми инициалами «А. В.»?

Разные фамилии, имена и одинаковые отчества: Афимья Васильевна Голицына — Аксинья Васильевна Пронская — Авдотья Васильевна Пожарская. Да и первые инициалы могли при желании писаться по-разному: Афимья — Евфимия, Аксинья — Оксинья, Ксения, Авдотья — Евдокия. Зато отчества — простое совпадение выглядело здесь слишком маловероятным.

Между тремя Васильевнами существовала и иная связь. Княгиня Афимья умерла в Москве в 1683 году, и тогда же одновременно появились княгини Аксинья и Авдотья, а со смертью в 1695 году Аксиньи единственной владелицей осталась Авдотья. Перепродажа? Слов нет, ею в XVII веке занимались и женщины, но несравненно реже мужчин, и главное — почему Ховрино привлекало именно и только женщин. Наследование? Но оно предполагало прямые родственные связи, а их на первый взгляд Васильевны не имели.

О княгине Авдотье Пожарской наиболее известные и относительно полные генеалогические справочники П. Долгорукова, Руммеля и Голубцова, Лобанова-Ростовского ничего точного не сообщали. Даже специально занимавшийся родословием Пожарских Л. М. Савелов в своем обстоятельном исследовании 1906 года не сумел назвать ее девичьей фамилии, хотя знал, из чего складывалось ее приданое. В 1700 году московскому Ивановскому монастырю перешли на помин души княгини Московского уезда село Вытенево на реке Уче, сельцо Юрьевское и деревня Сафоново. Детей Авдотья Васильевна не имела, вдовела без малого сорок лет — с 1659 года, когда Семен Романович Пожарский был убит ханом. А был он способным военачальником, оставшимся в народных песнях и преданиях. Захваченный в плен в битве под Конотопом, он плюнул при допросе в глаза хану и лишился головы:

Как два ясныя соколы

В чистом поле слеталися,

Съезжались в чистом поле

Пожарской-боярин с татарином,

Помогай, бог, князю

Семену Романовичу Пожарскому!

Своей саблей вострою

Он отводил востро копье татарское

И срубил ему голову,

Что татарину-наезднику.

По сравнению с А. В. Пожарской Аксинья Пронская гораздо знатнее: не просто княгиня — боярыня. В «Материалах по истории Москвы» И. Е. Забелина упомянуто, что погребал ее 1 февраля 1695 года сам патриарх — честь, которой удостаивались не столько за богатство, сколько за близость к царской семье. Если о службе княгининого мужа ничего особенного сказать нельзя, то брат Ивана Пронского, Михаил Петрович, относился к числу приближенных к царю Алексею Михайловичу лиц. Он оставался «ведать Москвой», когда в страшную эпидемию 1654 года выехали из столицы и царская семья, и патриарх Никон, вызвав бурю негодования москвичей. М. П. Пронский до конца не оставлял обезлюдевшего города, хоть и понимал опасность, которая ему грозила.

«После Симонова дни (1 сентября. — Н. М.) моровое поветрие, — писал М. П. Пронский царю, — умножилося, день ото дни болши прибывать учало; и на Москве, государь, и в слободах православных христиан малая часть оставается, а стрельцов от шести приказов и един приказ не осталось, и из тех достальных многая лежат больныя, а иные разбежалися, и на караулах отнюд быти некому. А церкви соборныя и приходския мало не все стоят без пения, только в Большом соборе (кремлевский Успенский. — Н. М.) по се число служба вседневная, и то с большею нуждою… А приказы все заперты, дияки и подьячие многия померли, а домишки, государь, наши пусты же учинилися; людишка померли мало не все».

11 сентября М. П. Пронский сам стал жертвой эпидемии. Предвидя свой конец, он двумя днями раньше подписал завещание, исполнителями которого назначил, между прочим, брата Ивана, сестру Ульяну, жену Б. П. Шереметева и дочь, княжну Анну.

С установлением девичьей фамилии княгини Аксиньи существовали свои трудности. П. П. Пронский не был первым ее мужем, как и сама Аксинья — первой его женой. Она выходила замуж за боярина как вдова умершего в 1662 году Ивана Бенедиктовича Оболенского, причем до заключенного в 1671 году второго брака вдовела без малого десять лет. Новый супружеский союз также оказался недолговечным — в 1684 году Аксинье Васильевне пришлось снова получать вдовью долю наследства. Оба раза — и после смерти И. Б. Оболенского, и после кончины П. П. Пронского — за ней закреплялось восемьдесят три чети в пустоши Головиной Костромского уезда. Скорее всего, это была приданая земля, которая обычно возвращалась первоначальным владелицам. В связи с последним разделом упоминалось и девичье имя Аксиньи — Ксенья Третьякова. Оно было знакомо известному специалисту по генеалогии П. Власьеву, занимавшемуся изучением потомков Рюриковичей и издавшему результаты своих изысканий в начале 1900-х годов в Петербурге. И, наконец, третья по времени появления в Ховрине Васильевна — Афимья Голицына, жена князя Якова Алексеевича. Из многочисленной семьи Голицыных Яков и его братья были особенно близки к Алексею Михайловичу. Все пятеро состояли стольниками царевичей Ивана и Петра. Всего четырьмя годами старший от Якова, Борис Алексеевич, состоял воспитателем маленького Петра I и в дальнейшем пользовался неограниченным его доверием, входил в состав совета, управлявшего страной во время заграничной поездки и походов царя. Образование братья получили в Западной Европе, но в этой образовательной поездке их было только четверо — Якова рано не стало, как и его умершей в 1683 году совсем юной жены. Спор об оставшемся после нее наследстве касался все той же местности — Головине на Костромщине, но неожиданно напрямую выводил к подмосковному Ховрину.

«И во 7191 (1683) году, июля в 19 день, боярина Васильевы жены Борисовича Шереметева боярыни Прасковьи Васильевны Приданые вотчины сельцо Ховрино да на Костроме деревня Головине справлены за сестрами ее родными: боярина князя Ивана Петровича Пронского за женою вдовою княгинею Оксиньею Васильевною, да окольничего за князь Семеновою женою Романовича Пожарского за вдовою Авдотьею Васильевною».

Таким образом, загадка трех «А. В.» находила свое решение. Все-таки не совпадение, а прямая родственная связь: три сестры и дочь одной из них. Оставшиеся в живых Оксинья и Авдотья в другом документе утверждали: «…а племянница де их княгиня Офимья, в духовной своей вотчину написала им же». Иначе говоря, Афимья Голицына — дочь Прасковьи Васильевны Шереметевой. Подобное сохранение земельных владений в женской части семьи было явлением обычным. Требовалось специальное указное разрешение, чтобы оставить приданое жены за мужем и не возвращать земель в ее родительскую семью.

Брак Афимьи и Якова Голицыных оказался бездетным. Поэтому приданое свое княгиня имела право и сочла нужным передать сестрам матери — урожденным Третьяковым. То же обстоятельство подтверждалось списком с «устной памяти» отца Афимьи, Василия Борисовича Шереметева: «А дочери моей княгине Афимье Васильевне даю матери ее приданую вотчину в Московском уезде село Ховрино». Всего за матерью Афимьи состояли две приданных вотчины — кроме Ховрина Головино на Костромщине.