Мечта для нас - Тилли Коул

У меня округлились глаза. Если бы мое сердце могло биться быстрее, оно пустилось бы галопом. Кромвель повесил голову, как будто моя реакция его смутила.

– Нужно написать симфонию. – Он набрал в легкие побольше воздуха, и я увидела в его глазах страдание. Он три года мучился чувством вины из-за своего отца, и теперь воспоминания давили на него тяжким грузом. – Времени на подготовку осталось мало, но…

Он мог это сделать. Я не сомневалась: в сердце Кромвеля уже зреет симфония, нужно лишь выплеснуть ее.

– Ты обязательно должен участвовать. – Я вспомнила ту старую видеозапись выступления маленького Кромвеля. Музыка давалась ему так же естественно, как дыхание, а теперь его потребность в ней лишь усилилась. – Ты должен это сделать.

Собрав последние силы, я подалась вперед и накрыла его щеку ладонью.

Кромвель смотрел на меня:

– Я не хочу тебя оставлять.

«Вдруг у нас осталось совсем мало времени?» Я видела эту мысль так же ясно, как он сам видел цвета, слушая музыку. Я подумала о концерте: он уже скоро, но для меня – бесконечно далеко. Если донор не найдется, я не смогу присутствовать там, потому что меня больше не будет.

Забавно. Мое сердце умирает, и при этом оно никогда не болело. Но в этот миг я не сомневалась: оно плакало, зная, что, возможно, я не увижу Кромвеля Дина на сцене, для которой он был рожден.

– Ты… должен участвовать.

Даже если я не доживу до концерта, я буду смотреть на него с небес вместе с его отцом. Мы вместе увидим, как юноша, которого мы так любим, покоряет сердца и умы слушателей.

Кромвель посмотрел на одинокого каноиста. Гребец молча кивнул нам и проплыл мимо. Кромвель смотрел ему вслед.

– А ты? – спросил он. – Что ты намерена делать со своей жизнью?

Он отвел от моего лица прядь волос. Мне показалось, что это лишь повод лишний раз прикоснуться ко мне, и от этой мысли моим промерзшим костям стало чуточку теплее.

– Моя страсть – это тексты… Всегда хотела этим заниматься. – Я с трудом перевела дух. – Хочу слышать, как люди поют придуманные мной слова. – До недавнего времени это была лишь несбыточная мечта, но вот она осуществилась. Я крепче сжала пальцы юноши. – Ты уже помог мне сделать мечту реальностью.

У меня была и более грандиозная мечта, но лишь сейчас я поняла, насколько она недостижима. Кто-то сочтет ее простенькой или незначительной, но для меня она значила невероятно много.

– Бонни?

– Еще мне бы хотелось… выйти замуж, – проговорила я. – Родить детей. – У меня задрожала нижняя губа. Даже если сердце найдется, мне будет сложно завести семью. Заботиться о детях после такой операции вдвойне трудно, но я знала: если выживу, непременно рискну. Я ощутила, как на глаза наворачиваются слезы. – Мне хотелось бы всегда быть влюбленной… и всегда быть любимой. – Я через силу улыбнулась. – Теперь это моя мечта.

Когда над тобой зависает угроза смерти, начинаешь понимать, что твои подлинные мечты не так уж и грандиозны, и все они сводятся к одному: любви. Материальные ценности и амбициозные цели меркнут, как умирающие звезды, а любовь остается. Цель человеческой жизни – любовь.

Кромвель усадил меня к себе на колени. Я прижалась к его груди, и какое-то время мы сидели неподвижно.

– Кромвель.

– Да?

– Ты должен выступить на этом концерте.

Юноша напрягся, потом проговорил:

– Я выступлю, если ты взамен тоже кое-что пообещаешь. – Я посмотрела ему в глаза. Кромвель ждал меня. – Если ты пообещаешь быть на этом концерте.

Мне не хотелось давать такое обещание, потому что шансы на благополучный исход стремились к нулю. Мысль о скором конце меня ужасала. Но потом я вспомнила, как три недели назад поникший Кромвель сидел за пианино, измученный потребностью играть и всецело отрекающий ее. Нельзя так с ним поступать.

– Обещаю, – сказала я дрожащим голосом. Кромвель выдохнул, и я поняла, что он задержал дыхание, ожидая моего ответа. – Обещаю.

Он взял меня за руку и поочередно поцеловал каждый палец, потом – щеки, лоб и нос. Он держал меня так бережно, будто я того и гляди, как вода, утеку сквозь его пальцы, развеюсь по ветру, точно дым.

Снова запела птица.

– Кромвель? – спросила я. – У кого из твоих родителей синестезия? У мамы или у папы?

Юноша сдвинул темные брови.

– Что ты имеешь в виду?

– Это же наследственное, разве нет?

Кромвель изумленно посмотрел на меня и покачал головой.

– Не может быть. – Он задумчиво скользнул взглядом по водной глади. – У мамы ее нет, и у папы точно не было.

Я нахмурилась, мне вдруг стало не по себе.

– Наверное, я что-то перепутала.

Вообще-то я не сомневалась, что права, только не знала, как объяснить это Кромвелю.

Юноша погрузился в глубокую задумчивость. Я согревалась в его объятиях, слушала Моцарта и представляла, как Кромвель выйдет на сцену. Грудь заболела, и я потерла ее. Юноша снова посадил меня на прежнее место и стал направлять лодку к причалу, но с каждой секундой мне становилось все хуже.

Левая рука онемела, и меня охватила паника. Наконец мы были у причала.

– Бонни?

Кромвель накинул петлю на деревянную сваю мостков, а в следующий миг боль стала такой сильной, что я согнулась пополам. Левую половину тела я теперь не чувствовала. Попыталась правой рукой ухватиться за левую, но никак не могла сделать вдох.

– Бонни! – Голос Кромвеля доносился откуда-то издалека. Мир накренился. Открыв глаза, я увидела над собой кроны деревьев, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Шорох сухих листьев стал громче, а птичьи трели теперь гремели, как опера. Потом надо мной наклонился Кромвель, в его огромных глазах плескалась паника. – Бонни! Малышка!

– Кромвель, – попыталась ответить я, но силы покинули меня. Все вокруг поблекло, окрасившись в серый. И, что хуже всего, куда-то пропали все звуки: мир погрузился в тишину.

Я хотела сказать Кромвелю, что люблю его, но не успела: наступила тьма.

А потом тяжелая тишина сдавила меня в холодных объятиях.

Кромвель

– Бонни! Бонни! – кричал я.

Девушка вся обмякла, схватилась правой рукой за левое предплечье, и ее глаза стали закрываться. Паника захлестнула меня бурлящим потоком.

Бонни перевела на меня помутневший взгляд, в ее глазах промелькнул страх, а потом они закрылись.

– Нет! НЕТ! – заорал я и схватил ее за руку, нащупывая пульс. Пульса не было. Я не думал, действовал инстинктивно. Подхватив ее на руки, я вытащил девушку из лодки так быстро, как только мог, и положил на дощатый причал, потом стал давить на ее грудную клетку и делать искусственное дыхание – отец научил меня оказывать первую помощь много лет назад.