Мечта для нас - Тилли Коул

– Ты это о чем?

– Мое тело может его отторгнуть. – Я покачал головой, отказываясь в это верить. – И потом срок моей жизни все равно будет ограничен. Кто-то живет еще год после операции, кто-то – от пяти до десяти лет. – Она приподняла голову. – А… некоторые умудряются прожить двадцать пять лет и дольше. – Она опустила глаза. – Никогда не знаешь наверняка, как оно будет.

– Значит, ты проживешь дольше двадцати пяти лет. Ты справишься, Бонни. Ты снова будешь петь, будешь дышать, бегать и играть на гитаре.

Бонни уткнулась лицом в мою руку, и я услышал тихие всхлипы. Размеренное гудение кислородного аппарата и рваное дыхание девушки сливались в одну трагическую мелодию. Наконец дыхание выровнялось, и она уснула в моих объятиях.

Но я бодрствовал.

У меня в голове звучала соната, не давая уснуть. Закрыв глаза, я слушал, как музыка рассказывает нашу с Бонни историю, смотрел, как цвета танцуют, взрываясь подобно фейерверку на пятое ноября[3]. Мои ноздри щекотал аромат Бонни, я ощущал во рту ее сладость и слушал рождавшуюся из всего этого симфонию. Музыка согревала меня, как теплые морские волны.

Так мы и лежали обнявшись, пока, спустя несколько часов, сон не сморил и меня тоже.

Когда я проснулся, Бонни была в моих объятиях… именно там, где и должна была быть всегда.

Бонни

Две недели спустя…

– Мне нравится… – сказала я, слушая, как сидевший на кровати Кромвель играет на скрипке. Я точно зачарованная наблюдала за движением смычка. Как один человек может так потрясающе играть на стольких музыкальных инструментах?

При попытке вдохнуть грудь свело судорогой, мышцы живота напряглись. В последнее время даже дыхание давалось мне с огромным трудом. Кромвель с закрытыми глазами играл отрывок, который мы только что написали. Я сказала «мы», но в действительности всю работу проделал он. Когда работаешь вместе с таким талантливым музыкантом, как Кромвель, бесполезно обманывать себя. Именно на нем все держалось. А как иначе? Ведь он просто следовал за зовом сердца.

Я устала, так бесконечно устала. За последние десять дней я ни разу не поднялась с постели. Скосив глаза, я посмотрела на свои ноги – укрытые одеялом, они походили на две палки. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и все же Кромвель приходил каждый день, бережно целовал меня и прижимал к груди, если становилось холодно.

Порой я гадала, чувствует ли мое сердце то же, что чувствовала душа, когда Кромвель шептал мне на ухо, что любит меня до безумия, что я со всем справлюсь.

Хотелось верить его словам, и я верила, вот только мне и в страшном сне не могло присниться, что я стану так сильно уставать. Я не думала, что мне будет так больно. И все же, когда я смотрела в глаза Кромвеля, мамы, папы и Истона, я понимала, что просто обязана держаться.

Я не могла их потерять.

Снаружи хлопнула дверь машины. Кромвель, записывающий ноты, замер. У меня задрожали пальцы: я наверняка знала, кто приехал. Сегодня должен был вернуться Истон. Следуя рекомендации психолога, последнюю неделю он провел в центре реабилитации недалеко от Чарльстона – там ему должны были помочь обрести душевный покой, научить справляться с тьмой, охватившей его душу. Я очень скучала по брату, ведь мы не виделись с той ночи в больнице.

Когда открылась входная дверь, Кромвель поднялся на ноги. Мне показалось, что сердце стало стучать быстрее, но, очевидно, у меня просто разыгралось воображение. На такой рывок у моего сердца просто не хватило бы сил.

Кромвель сел рядом с кроватью и держал меня за руку, когда дверь комнаты открылась. Вошел Истон: голова опущена, запястья перебинтованы. И все же это был мой брат, такой же, как прежде.

Он неловко переминался с ноги на ногу у двери, и по моим щекам потекли слезы. Брат не поднимал глаз. Кромвель выпустил мою руку, подошел к Истону – тот быстро взглянул на него – и заключил в объятия. Тут я не сдержалась. Видя их рядом, жертву и спасителя, я разрыдалась. Спина Истона вздрагивала, и Кромвель обнял его крепче.

Они стояли, обнявшись, несколько минут, потом Истон наконец поднял голову и посмотрел на меня.

– Бонни, – прошептал он и жалобно сморщился при виде открывшегося зрелища. Казалось, он не может сдвинуться с места, поэтому я подняла руку и потянулась к нему. Брат медлил, и Кромвель положил руку ему на плечо.

– Она по тебе скучала, Истон, – сказал он. Я так любила этого парня, что и словами не передать.

Истон медленно подошел, но когда он присел на краешек кровати и взял меня за руку, я потянула его ближе. Брат обнял меня, и на миг я замерла от счастья: он снова со мной, в моем мире.

– Я люблю тебя, Истон.

– И я тебя люблю, Бонни.

Я держала его в объятиях так долго, как только могла. Потом подала сигнал моя система жизнеобеспечения, и в комнату вернулась Клара. Она улыбнулась Истону и быстро поменяла флакон в капельнице. Я больше не могла есть, и мне приходилось питаться внутривенно, на моей руке теперь всегда был закреплен катетер. Истон грустно наблюдал за действиями медсестры. Когда Клара вышла, брат сел рядом с кроватью, а бесцеремонный Кромвель устроился на кровати рядом со мной, как делал каждый день, и взял меня за руку.

– Ну, как ты? – спросила я, чувствуя ком в горле.

У Истона загорелись глаза, он опустил голову.

– Прости. – Он взглянул на Кромвеля. – Прости, Кром.

Я хотела заговорить, но Истон сказал:

– Я просто не мог так больше. – Он глубоко, жадно втянул в себя воздух. Я поступила бы так же, если бы могла. – Уже какое-то время я не принимал лекарства и не выдержал…

Я протянула ему свободную руку, и брат ухватился за нее.

– Ты… мне нужен, – прошептала я.

Истон встретился со мной взглядом и в конце концов кивнул.

– Знаю, Бонни. – Он слабо улыбнулся. – Я буду рядом, обещаю.

Я выдохнула и вгляделась в его лицо, пытаясь прочитать мысли. Брат выглядел уставшим и опустошенным, но он был здесь. Истон подался вперед.

– Ты сама-то как? – Он скользнул взглядом по аппаратам, стоявшим возле моей кровати.

– Держусь, – заверила я его.

Брат стал совсем потерянным. Кромвель чмокнул меня в плечо и крепче сжал руку.

Я посмотрела в окно.

– Как там… погода?

Никогда не думала, что человек может так сильно скучать по солнцу, ветру и даже дождю.

– Нормальная, – ответил Истон.

Я улыбнулась, услышав этот лаконичный ответ. Сама я ни за что не ограничилась бы одним словом. Мне хотелось знать, какого цвета листья на деревьях, похолодало ли за последние десять дней. Как выглядит озеро по вечерам, теперь, когда темнеть стало раньше?