Как Китай стал капиталистическим - Нин Ван

Укоренившаяся со времен социализма и до сих пор часто цитируемая китайским правительством мысль о том, что общественная собственность всегда служит общественным интересам и гарантирует совместное процветание, – не более чем попытка выдать желаемое за действительное. Древние китайские философы и государственные деятели гораздо лучше разбирались в этом вопросе. Здесь уместно будет привести длинную цитату из классического китайского трактата– «Книги правителя области Шан» (правитель области Шан дважды помог императору Циню реформировать государство, что в итоге привело к объединению Китая в 221 году до н. э.):

О спецификации прав говорится в еще одном философском труде, относящемся к более раннему периоду – в «Трактате учителя Шэнь»: «[Когда] кролик скачет через улицу за ним гонится сотня людей. Даже если преследующие кролика алчны, их никто не осуждает, ибо права на кролика не установлены. На мясном рынке продается множество кроликов. Люди проходят мимо, едва на них взглянув. Не потому, что им не нужны кролики. Но если права установлены, даже жадные люди больше не ссорятся»[244].

Заметное присутствие государственных предприятий не тревожило бы так сильно, если бы государство само подчинялось закону, как советовал правитель Шан. Но история знает немного случаев, когда социалистические страны с развитым государственным сектором в экономике управлялись бы властями в соответствии с требованиями закона. Когда правительство стоит выше закона, но обладает огромными активами, оно неизбежно не специфицирует права в сфере общественной собственности. Это развращает политиков, провоцирует хищения и порождает несправедливость, создавая условия для общественных волнений и политического хаоса. Когда государственные предприятия ставят себя выше закона и рыночной конкуренции, они не только угрожают деятельности частных фирм, но и ставят под удар экономические и политические устои общества, как доходчиво объяснили правитель Шан и учитель Шэнь.

Рыночная экономика не работает в институциональном вакууме. Когда система ценообразования исследуется в отрыве от институциональных условий, в которых она функционирует, все нерыночные институты, включая государство, право, социальные нормы и моральные кодексы, считаются внешними по отношению к работе рынка и отдельными от него. Ничто не может быть дальше от истины. Экономистов старательно учили забывать, что большинство экономических явлений – это «социальные факты», говоря на языке социологии, в отличие от естественных или физических явлений, с одной стороны, и психологических факторов – с другой[245]. Контракты, деньги и права собственности – это социальные конструкции. Как напомнил Фридрих фон Хайек несколько десятилетий назад, «в общественных науках вещи – это то, чем считают их люди» (Hayek 1948: 60), и в этом их отличие от природных или психологических явлений. То, что считается социальным фактом в определенном обществе в определенное время (вера в то, что с деловыми партнерами следует вести себя честно или что контракты принято уважать), может не быть таковым в другом месте или в другое время.

В связи с этим наша уверенность в долгосрочных перспективах китайской экономики подкрепляется еще одним обстоятельством – менее заметным, чем экономический подъем или становление рыночных институтов, но оттого не менее значимым для будущего рыночной экономики в Китае. В 2004 году в стране был опубликован новый перевод книги Адама Омита «Исследование о природе и причинах богатства народов»[246]. В Китае этот труд был впервые издан в 1902 году в переводе Янь Фу (1854–1921); второй перевод увидел свет в 1930 году (в 1972-м вышло его исправленное и дополненное издание). В предисловии к изданию 2004-го авторы перевода объяснили, почему понадобилось заново переводить классический труд: «Китай вернулся к рыночной экономике. Рыночной экономике требуется соответствующая экономическая теория. А книга Адама Смита „О природе и причинах богатства народов" – это теоретическое обоснование рыночной экономики»[247]. После того как Китай вернулся к рыночной экономике, простым китайцам необходимо было иметь в своем распоряжении книгу Омита, но язык первых двух переводов мог показаться современным читателям слишком научным и устаревшим.

Интересно отметить, что авторы последнего перевода «Богатства народов» сокрушаются о том, что современные экономисты недооценивают другой труд Адама Омита – «Теорию нравственных чувств»[248]. Это привело к одностороннему пониманию идей шотландского экономиста и, хуже того, к оскудению экономической теории. В Китае Смита читают и уважают как автора обеих книг – «О природе и причинах богатства народов» и «Теории нравственных чувств».