Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба - Семен Резник

И эти строки, и непонятные «знаки» обнаружил, сфотографировал и приобщил к делу И.С. Сергеев, но он не придавал им сакрального смысла. Зато под пером Уилтона «знаки» стали «каббалистическими», хотя ни один знаток каббалы не мог их распознать. Скорее всего, эти загогулины были пробой пера перед тем, как была сделана стихотворная надпись. А смысл надписи был перетолкован на противоположный истинному.

Стихотворение Генриха Гейне «Валтасар» написано на сюжет библейского сказания из книги пророка Даниила, относящейся к эпохе вавилонского плена.

В плен большую часть еврейского населения Иудеи увел великий завоеватель Навуходоносор. Однако к пленникам он относился уважительно: не притеснял их, разрешал исповедовать свою веру, почитал Бога Иегову, и Бог был к нему милостив. Иначе повел себя после смерти Навуходоносора его сын Валтасар. Одержимый непомерной гордыней, он надругался над святынями иудеев и бросил вызов самому Иегове, за что тот его покарал.

Таков сюжет библейского сказания, но Гейне, внес в него дополнительный смысл. Валтасар не просто «убит», как сказано у пророка Даниила, а убит своими рабами. В стихотворении есть и такие строки:

Те самые рабы, которые подбивали царя на богохульство, прирезали его, как только он стал бессилен!

Мог ли эту надпись на стене сделать кто-то из участников убийства, радующихся тому, что еврейский Бог отомщен? Такое допущение может явиться только в помутненном мозгу юдофоба, который во всем отыскивает тайные еврейские козни. У Дитерихса степень помутнения была такова, что он забыл, на каком языке написаны стихи: в его книге сказано, что строки «еврейского поэта» Гейне были написаны на идише. Генерал подзабыл или вовсе не знал, что немецкий национальный поэт Гейне писал по-немецки, и строки на стене были немецкими. Тот, кто сделал эту надпись, заклеймил убийц, а не ликовал вместе с ними.

Кто это мог быть?

Человек этот должен был знать немецкую поэзию и хорошо владеть немецким языком. Эти простые соображения сужали поиск «подозреваемого» до одного лица — австрийского военнопленного Рудольфа Лахера. Он даже оставил свое имя на стене подвала: «Rudolf Lacher Y. Т. К. Jager. Trient». Эту подробность сохранил для истории тот же пунктуальный следователь И.С. Сергеев. Кстати, в книге Дитерихса упоминается пленный австриец «Адольф». Это, конечно, он, Рудольф Лахер. В ночь расстрела он, видимо, находился поблизости, слышал выстрелы, может быть, видел, как тела убитых втаскивали в кузов грузовика. Когда подвал опустел, он вошел в него и, под впечатлением увиденного, вспомнил строки Гейне о рабах, убивших поверженного повелителя…

Убийством Николая II и его семьи завершилась история царского самодержавия, но не история борьбы за российскую корону. Только теперь эта борьба — в силу ее бессмысленности — приобрела гротескную форму. Трагедия стала фарсом. В 1922 году великий князь Кирилл Владимирович, старший из двоюродных братьев Николая II, объявил себя хранителем императорского престола, а в 1924-м — императором Всея Руси. Однако большинство родственников царя, сумевших выбраться из России и уцелеть, включая императрицу-мать Марию Федоровну и его двоюродного дядю великого князя Николая Николаевича, восстали против «узурпации» несуществующего трона.

Как старший из двоюродных братьев Николая II, Кирилл Владимирович имел основания стать его наследником, ибо Михаил Александрович Романов и другие Романовы, попавшие в руки большевиков, были уничтожены, как и сам царь. Но выжившие Романовы стали оспаривать легитимность притязаний Кирилла. Указывали на то, что брак с дочерью герцога Эдинбургского, хотя и династический, был заключен с католичкой и против воли государя. Правда, позднее молодая жена приняла православие, стала Викторией Федоровной, после чего царь простил непослушного кузена и вернул его в лоно царствующего дома. Однако эта история давала повод для непризнания его прав. Кириллу Владимировичу припомнили и другие прегрешения, ронявшие «честь и достоинство» царственной особы, такие, как поддержка февральского переворота и «дезертирство» из армии в июле 1917 года. Была создана «Ассоциация семьи Романовых» с целью противостоять притязаниям самопровозглашенного императора.

В пылу борьбы с Владимировичами остальные Романовы упорно отказывались признать сам факт гибели Николая II и его семьи. Когда на Западе объявился следователь Николай Алексеевич Соколов, Романовы не захотели с ним разговаривать. Особенно непреклонной была императрица-мать Мария Федоровна. Она упорно отказывалась верить, что ее Никки уже нет в живых. Поскольку трупов следователь Соколов не нашел, привезенные им доказательства гибели Николая II и его семьи считались не убедительными.

В феврале 1920 года, в Берлине, полицейские спасли молодую женщину, пытавшуюся утопиться. В больницу ее доставили в беспамятстве, никаких документов при ней не было, ни полиция, ни врачи не могли установить, кто она. Придя в себя, неизвестная назвалась великой княжной Анастасией Николаевной Романовой — дочерью Николая II.

Она неплохо знала обстоятельства жизни и смерти царской семьи и хорошо вжилась в принятую роль. Некоторые Романовы — в пику Владимировичам — охотно признали ее истинной Анастасией, и потом эта экспансивная женщина дурачила мир на протяжении десятилетий, озадачивая следственные и судебные органы и экспертов многих стран, пытавшихся разрешить тайну ее происхождения.

Названная Анастасия умерла в 1984 году. Через 10 лет после ее смерти появилась возможность сопоставить строение ее ДНК с ДНК останков царской семьи. Молекулярно-генетическая экспертиза показала, что Анна Андерсен (таково было имя авантюристки) не могла состоять в родстве с Романовыми.

Анна Андерсен была лишь одной из ряда «чудесно спасшихся Анастасий». Но особенно обильным оказался урожай на «чудесно спасшихся» царевичей Алексеев.

Первый из них объявился в столице Колчака Омске еще в 1919 году, где он был предъявлен для опознания учителю царевича Алексея П. Жильяру. Мальчик был очень похож на царевича и так искусно играл свою роль, что доверчивый и простодушный Жильяр чуть было не признал в нем своего воспитанника. Но при жестком допросе в колчаковской охранке мальчика уличили во лжи.

В книге Эдварда Радзинского об убийстве царской семьи вполне серьезно обсуждается версия «чудесного спасения» недобитых Анастасии и Алексея из грузовика, в котором трупы везли хоронить. Впервые рассказанная на страницах весьма популярного флагмана перестройки — журнала «Огонек», эта версия вызвала поток читательских писем. Из одного из них автор узнал историю некоего Ф.Г. Семенова, узника сталинских лагерей, доставленного в 1949 году в психбольницу города Петрозаводска, где он и назвался царевичем Алексеем.