Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба - Семен Резник

Юровский отправился в Областной совет и в ЧК — доложить обстановку и получить новые указания.

Областную ЧК возглавлял ее основатель Федор Лукоянов. Он понял, что дело не кончено. Пришлось спешно сформировать спецотряд для перезахоронения тел. Как вспоминал М.А. Медведев (Кудрин), «когда все расстрелянные были вытащены веревками за ноги из воды на поверхность и уложены рядком на траве, а чекисты присели отдохнуть, то стало ясным, насколько легкомысленным было первое захоронение. Перед нами лежали готовые “чудотворные мощи“: ледяная вода шахты не только начисто смыла кровь, но и заморозила тела настолько, что они выглядели словно живые — на лицах царя, девушек и женщин даже проступил румянец. Несомненно, Романовы могли в таком отличном состоянии сохраниться в шахтном холодильнике не один месяц, а до падения Екатеринбурга, напомню, оставались считанные дни»[315].

Юровский велел снова разжечь костер и сжечь в нем уже не одежду, а сами трупы. Более глупого решения быть не могло. Свежеомытые и промороженные тела, чадили, дымили, шипели, но не горели.

Юровский и «специалист по сжиганию» Д.М. Повлушин оседлали коней и поехали осматривать шахты на Московском тракте. По дороге думали думу и придумали, что часть тел они все же попытаются сжечь, а остальные обезобразят серной кислотой и сбросят в разные шахты: так труднее будет их опознать.

Взять на себя столь радикальное решение Юровский не мог. Присмотрев шахты, он и Повлушин явились в Исполком. Идея была одобрена. Но возникло новое осложнение. Пока Юровский сидел «у тов. Войкова на счет керосина и серной кислоты, которую не так уж просто было добыть», Повлушин поскакал куда-то по другому делу, упал с лошади и повредил ногу. Участвовать в деле он не мог. «Между тем вся работа по сжиганию возлагалась на него, как человека якобы имеющего так сказать некоторый опыт в операциях более или менее сложных»[316].

Под покровом ночи одиннадцать тел снова погрузили в кузов машины и повезли к шахтам на Московской дороге. Теперь все было чин-чинарём: гробокопатели прихватили с собой лопаты (первой ночью об этом не позаботились), три бочонка с бензином, три банки с серной кислотой.

Шахты, намеченные Юровским и Повлушиным, были действующие и охранялись. Охранники могли стать нежелательными свидетелями захоронения. Но этот вопрос решался просто. Поехали не на одной машине, а на двух, в сопровождении отряда чекистов. Их задача — под выдуманным предлогом арестовать всех охранников и увезти их на время: для диктатуры пролетариата это не составляло проблемы.

Словом, все теперь было предусмотрено — кроме одного. Юровский забыл проверить, сможет ли проехать по грунтовой дороге к намеченным шахтам тяжелый грузовик.

Медведев (Курдин): «Сложили в кузов грузовика все одиннадцать тел (из них четыре обгорелых), выехали на коптяевскую дорогу и повернули в сторону Верх-Исетска»[317].

Один из грузовиков скоро увяз в грязи. Его с трудом вытолкали, но через какое-то время он снова застрял. Чтобы снова вытолкать, пришлось выгружать трупы…

Дорога спустилась в хлюпающую низину — Поросенков Лог. Такого названия он удостоился потому, что здесь почти всегда было много грязи — эльдорадо для поросят и свиней. Грузовик опять застрял. Выбившаяся из сил команда билась с ним два часа, но тщетно…

«Мелькнула мысль, которую мы и осуществили, — вспоминал участник той эпопеи И.И. Родзинский. — Мы решили, что лучшего места нам не найти. Мы сейчас же эту трясину расковыряли разложили этих самых голубчиков и начали заливать серной кислотой, обезобразили все, а потом все это в трясину. Неподалеку была железная дорога. Мы привезли гнилых шпал… Разложили этих шпал в виде мостика такого заброшенного через трясину, а остальных на некотором расстоянии стали сжигать». «Тут же развели костер и пока готовилась могила, мы сожгли два трупа: Алексея и по ошибке, вместо Александры Федоровны, сожгли, очевидно, Демидову»[318].

Поблизости был железнодорожный переезд № 184, там штабелем лежали старые подгнившие шпалы. Их привезли, видимо, на лошадях.

Пока копали неглубокую яму, да доставляли шпалы, два трупа сожгли: один, самый маленький, царевича Алексея, второй — женский.

Остальные девять тел, обезображенные серной кислотой, закопали в хлюпающую трясину, положив сверху настил из старых шпал. По настилу несколько раз проехал грузовик, вмятые в грязь шпалы создавали впечатление, что этот мосток был здесь всегда…

25 июля 1918 года передовые части белых вошли в оставленный большевиками Екатеринбург.

Офицеры сразу же бросились к Ипатьевскому дому, где и обнаружили плохо замытые следы недавнего побоища. Бестолковые попытки найти трупы привели к тому, что многие следы преступления были уничтожены. Офицерам, обрабатывавшимся черносотенной пропагандой, было ясно только одно: во всем виноваты евреи.

Следователя по особо важным делам А.П. Намёткина, которому было поручено расследование царского дела, «патриотическая» версия офицеров не вдохновила, и он был отстранен — якобы из-за недостаточного рвения. Затем полгода расследование вел И.С. Сергеев. Он и добыл львиную долю вещественных доказательств и свидетельских показаний. Но так как он был занят раскрытием преступления, а не еврейского заговора, то тоже был отстранен — как якобы тайный еврей и чуть ли ни большевистский агент.

Главную роль в перемене декораций сыграл генерал М.К. Дитерихс. В начале февраля 1919 года И.С. Сергееву было приказано передать ему материалы неоконченного следствия, после чего Дитерихс нашел «правильного» следователя, Н.А. Соколова, который направил расследование в «патриотическое» русло.

Одна из проблем для «патриотической» версии состояла в том, что решение о расстреле царя и его близких было принято Президиумом Уральского Совдепом во главе с Александром Георгиевичем Белобородовым. Ведущая роль Белобородова мешала национал-патриотам тогда и продолжает мешать до сих пор. Крайние из них пытались его объевреитъ, перелицевав в Вайсбарда (на идише — Белая борода), но таково достижение «патриотической мысли» более позднего времени. Первопроходцы до этого не додумались.

Первопроходцами я называю авторов трех первых книг о гибели царской семьи. Каждый из них располагал материалами незавершенного следствия, вывезенными из Екатеринбурга после развала армии Колчака. Это британский журналист Роберт Уилтон, генерал М.К. Дитерихс и следователь Н.А. Соколов. Англичанин, чех и русский: полный черносотенный интернационал![319] Им пришлось задвинуть Белобородова в тень Филиппа Голощёкина, ибо о еврейском происхождении «товарища Филиппа» в следственном деле имелись шаткие сведения. Один из трёх экземпляров следственного дела хранится в архиве Гарвардского университета — я его просматривал. В нём имеются показания свидетеля, который в течение двадцати минут ехал с Голощёкиным в поезде. Этот свидетель показал, что у Голощёкина волнистые волосы с рыжеватым оттенком, из чего он вынес впечатление, что тот похож на еврея. Имея такую зацепку, первопроходцы наградили «товарища Филиппа» еврейским именем и передали ему первую скрипку, отобрав ее у Белобородова. Но сговориться между собой они не успели: у одного из них «товарищ Филипп» стал Исааком, у второго — Исаем Исааковичем, у третьего он Шая.