Ничего, кроме нас - Дуглас Кеннеди

Но решили, что в наших силах превратить их жизнь в ад — разрушать узлы коммуникаций, взрывать в нерабочее время штаб-квартиры партии Пиночета, заваливая город фотографиями леваков, которые исчезли и либо где-то подвергаются пыткам, либо уже убиты.

— Но как ты оказалась в Сантьяго?

— Когда в Окленде стало совсем невмоготу, я сделала оттуда ноги, пока меня ни на чем таком не повязали. Ребята, с которыми я там подружилась, дали мне контакты своих друзей из Эль Френте. Ты не представляешь, сколько потов с меня сошло, пока я все разнюхала и вышла на них, потому что у них нет ни штаб-квартиры, ни офиса… ничего. К счастью, испанским я владею не так уж плохо, а в какой-то момент просто повезло забрести в Сантьяго в один бар в квартале Эль Химинео. Я прямо так и заявила бармену, что ищу человека по прозвищу Эль Капитан. Естественно, парнишка решил, что я из ЦРУ или какой-то американской разведки, работающей на хунту. И сказал, чтобы я зашла попозже вечером, Эль Капитан со мной встретится. Я вернулась. Там меня ждали четверо громил, готовых вышибить из меня всю дурь, потому что неправильно это, чтобы какая-то gringa вмешивалась в их внутренние дела. Но тут из-за их спин вышел высоченный американец и на отличном испанском велел своим товарищам попридержать кулаки и обождать с применением насилия. Потом спросил, кто я и откуда. Я навешала ему лапши на уши о Финиксе, штат Аризона, а он буквально завалил меня вопросами про Финикс, где, оказывается, не раз бывал на маршах за гражданские права. Ну, а когда я прокололась на самых элементарных вопросах по географии, он попросил остальных выйти, чтобы пару минут поговорить со мной наедине. Когда они ушли, он сам мне представился. Сказал, что его зовут Питер Бернс, что родился он на Манхэттене, но вырос в Олд-Гринвиче, штат Коннектикут. Я, должно быть, худший агент в мире под прикрытием, потому что, как услышала это, сразу выпалила: «Боже мой, так ты же брат Элис!» Двадцать минут и пара сигарет — и я выложила ему всю свою подноготную. Питер стал расспрашивать меня о «Пантерах», задавал конкретные вопросы… замечу, к слову, что он досконально в их делах разбирается, я это поняла, когда зашла речь про их операции и идеологию. Он обязательно хотел вызнать, кто именно дал мне наводку на Эль Френте. А еще, видимо, пытался понять — может, я все-таки агент ЦРУ под прикрытием? Похоже, испытание я выдержала, потому что Питер снова позвал в комнату своих чилийских товарищей и представил меня как nuestra hermana revolucionaria — их сестру-революционерку. Это меня очень порадовало. Вскоре я узнала, что у Эль Френте нет штаб-квартиры, ребята перемещаются с места на место, не собираются часто вместе и только изредка проводят тайные встречи, чтобы решить, что будут делать дальше. За три недели мы с Питером сменили, должно быть, дюжину разных коек.

Карли замолчала, давая мне время осмыслить последнюю фразу. Отчаянно желая дождаться продолжения рассказа, я постаралась не показать, насколько неприятно мне было это слышать.

— Помимо того что Питер спал с тобой, он подвергался каким-то другим опасностям напрямую?

Карли ехидно улыбнулась:

— Твой брат, как и я, стремится к низвержению правящего класса — богатых угнетателей. Как и я, он пытался вредить хунте. Нам, например, удалось во время трансляции одного из бесконечных выступлений Пиночета дозвониться на государственную радиостанцию и сообщить о заложенной бомбе. Мы проникали по ночам в школы и оставляли там листовки с антипиночетовской пропагандой, чтобы дети их находили и читали. Мы даже похитили редактора известной газеты, поддерживающей режим Пиночета.

— Вы… что? — переспросила я.

Карли снова улыбнулась, довольная моей реакцией на это признание:

— Ты слышала.

— Что случилось с этим редактором?

— Его вряд ли можно назвать редактором в том смысле, какой в это слово вкладывают у нас дома. Ну, то есть как бы арбитром в вопросах морали. Этот тип был обычным прихлебателем ультраправых.

— И поэтому нормально, что вы его похитили?

— И пустили ему пулю в затылок. Что делать, пришлось… — Карли развела руками.

— Хватит вешать мне лапшу на уши!

— Я ничего тебе не вешаю, пай-девочка. Этот говнюк пробыл у Эль Френте почти три недели. Мы предложили хунте сделку — освободите нашего второго командира, Эль Теньенте, и мы вернем вам вашу марионетку. И знаешь, чем ответила хунта? Они бросили тело Эль Теньенте перед сгоревшей штаб-квартирой Чилийской социалистической партии. У него были выколоты глаза, отрезаны яйца, а череп расколот молотками или стальными прутьями. Что мог сделать Эль Капитан? Ему ничего не оставалось, как только отдать приказ казнить этого приверженца Пиночета. По крайней мере, это было сделано чисто. Без пыток, без издевательств. Только одна пуля в голову.

— Только не говори, что на курок нажимал Питер.

— Об этом ты лучше спроси его сама.

— Нет, скажи мне сейчас же — это Питер его убил?

И снова эта загадочная и саркастическая улыбка, с которой Карли молча закурила сигарету. Как мне хотелось в тот момент кулаком впечатать эту улыбку ей в лицо!

— Я, похоже, тебя расстроила?

— Да уж.

— Ты выгнала меня из своей комнаты — свою подругу, которая пропала, считалась умершей, годами подвергалась преследованиям. И вот она приезжает к тебе в этот долбаный Дублин в поисках убежища…

Да, я чувствовала, что в какой-то степени обвинения бывшей подруги справедливы. Но сейчас мне было не до этого: Карли нельзя верить и лучше с ней не связываться. Колючая, недоброжелательная, вспыльчивая. И нестабильная. Передо мной встал выбор: поддаться шантажу и позволить ей вернуться в мою комнату в надежде разузнать побольше о Питере или твердо стоять на своем и посмотреть, удастся ли еще что-нибудь из нее вытянуть? Папа однажды сказал мне: никогда не заключай сделку с теми, кто пытается тебя шантажировать, они сочтут это признаком слабости и сделают все, чтобы использовать тебя в своих интересах.

Я допила пиво:

— Я больше не хочу, чтобы ты появлялась в моей комнате. И не хочу, чтобы ты появлялась в моей жизни.

Такая прямота явно поразила Карли. Теперь я понимала: за годы, прошедшие после ее бегства, Карли постаралась превратить свою тоску и отчаяние в жесткость, которая ярче всего проявлялась в давлении на человека и запугивании. Как и большинство таких воинственных особ, Карли терялась, не зная, что делать, когда на ее блеф не реагировали.

— Кровь на руках Питера, — буркнула она.

— И на твоих.

— Я это переживу.

— Даже не сомневаюсь.

— Да