Бабочка и факел - Татьяна Гуркало

— Иди, у тебя как раз два дня есть.

Девушка поморгала, посмотрела на свой рисунок и спросила:

— А это обязательно?

— Что «это»? — зачем-то уточнил Яфин.

— Идти в пещеру. Может, хватит рисунка?

— Если бы ты училась на художницу, может и хватило бы, — мягко сказал Яфин, видимо, тоже паук понравился. — Но ты учишься на мага, природника. И практика у тебя не по рисованию пещер. Ты выбрала тему с удобрением растений шелухой драконов. Так что, как минимум, должна этой шелухи насыпать в землю.

— А где мне ее взять? — поинтересовалась девушка.

— Да там, где и собиралась с самого начала, — милостиво разрешил нехороший преподаватель и улыбнулся. А когда несчастная художница ушла с тоской во взоре, тихонько добавил: — Надоели. Может хоть кого-то хоть чему-то это научит.

И Риви в ответ промолчала, хотя была уверена, что никого и ничему. Девушки просто окончательно убедятся, что злая эльфа сбила с пути истинного их любимого преподавателя.

— Ну, хоть заскучать не дадут.

А защитницы Яфина продолжили радовать этого самого Яфина.

Любительница разноцветных ромашек, как оказалось, додумалась до того, чтобы попытаться покрасить эти ромашки при помощи зелий для покраски волос, краски для ткани, которую она вообще где-то выписала и получила по портальной почте, обыкновенных акварельных красок, разведенных в воде и сворованной у завхоза бежевой краски для стен. И все бы ничего, Риви бы даже поняла, если бы девушка взяла кисточку и стала разрисовывать лепестки. Так нет же, эта странная особа додумалась до того, чтобы выкопать где-то несколько кустиков несчастных ромашек, посадить их в горшки, а потом начать заливать всеми этими красками, давая цветам сутки для появления эффекта. И если акварель и зелья для волос ромашки попросту проигнорировали. После красок для ткани склонили головки. То на краску для стен реакция была чуть ли не мгновенная и очень заметная — цветы дружно прилегли и больше не встали. И девушка наивно предположила, что они просто плохо принялись. Что и написала в своем дневнике для практики.

В общем, как Риви не расхохоталась, она и сама не знала. Да и у Яфина было очень интересное выражение лица.

Природница, чего уж там. Причем, «очень талантливая», наверняка уверенная, что огурцы растут на дереве и сами по хлопку прыгают в корзину.

После ромашек все остальные неожиданные решения воспринимались уже проще. Остальные девушки хотя бы понимали, что не все жидкости полезны для растений. А начинающая куроводка вообще удивила. Она структурировала свои наблюдения, догадалась измерить курицам температуру и пришла к выводу, что эти температура тоже может быть виновата в поле цыплят, а еще то, как часто курица отлучается с гнезда — у нее одна вообще норовила гулять больше, чем сидеть. Нет, все эти открытия и до нее были известны, но ведь переоткрыла их заново, поработала.

— Может даже какой-то толк будет, — пробормотал Яфин, единственной из всего клуба поставив печать перстнем в конце описания наблюдений за курами и подкрепив ее размашистой росписью.

В общем, ушла девушка счастливая-пресчастливая. Еще и напевала что-то себе под нос, веселенькое что-то такое. И Риви почему-то казалось, что ушла она планировать скорую свадьбу с любимым преподавателем. Ее же выделили. Единственную из всех. И даже злобная эльфийка не помешала этому.

О письме от отца Риви вспомнила вечером. Просто из-за того, что одна из аспиранток, с которыми она так и делила комнату, наблюдая по утрам за бегом Яфина, села читать какой-то древний документ, найденный в библиотеке.

Письмо Риви достала из сумки, аккуратно расправила, удивляясь тому, что умудрилась его немного помять, вздохнув, сломала печать и развернула.

Читать откровенно не хотелось. Почему-то казалось, что отец потребует немедленно возвращаться домой. Нет, Риви понимала, что это ерунда и что вряд ли у него могли появиться для этого причины. Но почему-то казалось именно так.

А дочитав письмо до конца Риви даже подумала, что лучше бы требовал вернуться, а не так завуалированно доказывал, что такой слабачке и неумехе лучше пока посидеть в безопасном месте, коим является школа на другом материке. И дело там было даже не в белолицых, дело было в решении о добавлении королевских цветов на герб семьи. И в том, что  кто-то на это мог отреагировать не совсем адекватно.

И да, добавлять решил сам владыка Леса. Потому что признать одну только Мелькхарэ он не желал, а ее признать придется. А еще он желал признать именно семью Риви первой. Заставив вредную проклятийницу ждать своей очереди, которая точно не наступит раньше, чем закончится ее интрига с белолицыми соседями. И она даже возразить ничего не могла. Потому что если ее прямо сейчас начать признавать, на интриге можно будет ставить крест.

О том, что там за интрига такая, отец рассказал немного, словно боялся, что узнав больше, Риви бросится домой, горя желанием принять в ней участие. Так что ничего нового Риви так и не узнала. А о том, что они придут завоевывать, что-то даже захватят, вляпаются в ловушку, на основе проклятья, получат отдачей и будут вынуждены бежать, причем, за старую границу Леса, она и так догадалась.

И да,  Яфин правильно догадался о том, что столь веселое и неожиданное проклятье на королевский род наложил сам Лес. И теперь куча народа тайно пытается выяснить, за что и как эти проклятья активируются. А в особенности, почему они активируются у одних и не трогают других. Потому что шаманы нашли еще больше десяти человек со следами сработавших и пропавших проклятий, а общего у всех этих людей ничего, кроме далеких предков и дозволенных цветов, не было. Там некоторые даже с родственниками жили дружно и не злоумышляли против короля. И отец склонялся к мысли, что получали этим милым проклятьем все, кто так или иначе Лесу вредил. Король и Мелькхарэ своей необъявленной войной, ведь Лес обоих воспринимал, как часть себя, а когда части дерутся, это то еще удовольствие наверняка. А вот другие пострадавшие могли ему вредить не так заметно. И по итогу следы этого проклятья могут вообще указывать на тех, кто тайком продавал ценнейшую древесину кадира, звездного дерева, просто обламывая веточки, в тех местах, где будет не очень заметно, что из раненого дерева сочится сок, отвлекая Лес на срочное лечение своего «сердца». Ну, кто-то же умудряется эти веточки ломать, да так, что находят уже залеченные следы, так почему бы Лесу этих хитрецов, ранящих без спросу и полученного разрешения, не наказывать хотя бы так? А то, что все родственники короля, так там мало кто кроме них вообще имеет доступ к тем деревьям, без присутствия огромного количества стражи.

Впрочем, за что наказывал дух Леса, было не очень пока понятно, а больше всего места в письме занимали наставления от бабушки-проклятийницы, которые отец записал под ее диктовку. Бабушка, видимо, крепко подумала над тем, каким именно образом проклятья вдруг стали резонировать, и сделала выводы. О том, что сами по себе проклятья так себя не ведут. А учитывая, кто этими проклятьями обоих наградил, то это и вовсе может быть намеком на то, что Риви следует остаться рядом с этим талантливым природником и получить от него все знания, какие сможет. А то и не только знания. Может Лес и вовсе этого типа уже простил, медузо-грибы полюбил и теперь желает заполучить его себе, вместе с его веселыми идеями по разнообразию живого.