Группа Тревиля - Владимир Березин

Даже, как он признался, постоянно летал в Америку за одеждой — это был какой-то знак, мной угадываемый интуитивно. Что значит «в Америку за одеждой» я не знаю, что там следует покупать и что это означает, но мне хотелось это упомянуть. У нашего Пеника была компания, кажется, как-то связанная с Интернетом, нормальная фирма с многими программистами и сложной техникой.

Видишь, Анвар, и он тоже отставил науку. А вот как раз его мне всегда ставили в пример, и совершенно справедливо — он был учёный. И защитился раньше всех, и перспективы у него были круче, чем у многих. Он ведь занимался пресловутой теорией суперструн, вернее М-теорией, самыми модными вещами, так сказать.

И вот он умер.

Я, признаться, даже сначала не понял этого сообщения. Смерть не вязалась у меня с Ваней именно потому, что он был моим положительным двойником, а вот теперь весь этот успех покатился в яму.

Однажды нас даже хотели женить на одной и той же девушке. Он стремительно уклонился от этого, а я как раз женился, и теперь понимаю, что в этом браке было много от той тяги, что испытывает сын инженеров, плебей, к богемно-аристократическому кругу. Умом ты понимаешь, что «Всюду одна и та же печаль. Ветер равно холодит», но исключить это поклонение невозможно. Я развёлся так же стремительно, как и женился, и на встрече однокурсников Пеник сказал, что прекрасно знает мою тёщу.

— Бывшую тёщу, — уточнил я.

— Поздравляю, — искренне обрадовался он.

И вот он умер.

Оказалось, что у него давно болела спина, и он, чтобы прогреть позвоночник, спал на полу с подогревом в ванной, где-то в закоулках своей роскошной квартиры на краю Лосиного острова.

Но это оказался рак, и в самой тяжёлой форме. Его лечили, и он лечился сам — причём он сумел надолго остановить болезнь. Конечно, он обладал немалыми средствами для этого, но и сам дрался за свою жизнь. Пересел на велосипед, тренировался по какой-то хитрой системе нагрузок, и в какой-то момент метастазы пропали. Болезнь ещё была, но врачи предъявляли его случай в пример каких-то удивительных методик.

Пеник решил бросить свои средства на борьбу с раком, но в какой-то момент в судьбе его что-то щёлкнуло, и у него отнялись ноги. Он мгновенно постарел и через несколько месяцев умер.

Я сидел в кафе, друзья мои давно сели в такси, и слушал чужую-свою историю. Слушая всю эту историю про своего двойника, я думал о том, что есть три типа чужих судеб.

Есть судьбы людей далёких, чья смерть не задевает тебя вовсе — это знаменитости и первые лица государств. Их смерть может стать поводом для шутки или анекдота.

Есть, наоборот, самые близкие люди, и, когда они умирают, боль не оставляет тебя, не давая никакого пространства для рефлексии.

И есть, наконец, третий вид отношений, которые длятся на некоторой дистанции. Когда они обрываются, боль твоя невелика (не надо притворяться, что ты чувствуешь больше, чем на самом деле — все мы в достаточной степени черствы, иначе и не выжить в больших городах). Итак, боль твоя невелика, но достаточна, чтобы раз за разом возвращаться к чужой судьбе — будто эта судьба стала Посланием, каким-то намёком сверху.

Вот что я скажу про то, как наш чудесный Пеник помог мне сделать выбор.

Жизнь катится предсказанными путями, мало радующими, но ничуть не удивляющими меня.

Я решил остаться здесь. Пока. Пока останусь, а там видно будет — может, до конца сезона.

Надо подумать, чем стоит заниматься, может, действительно подхватить знамя мёртвого Маракина, знамя нашей группы Тревиля, которое пытался залапать наш общий друг? Получается, что я остался один из тех, кто мог бы продолжить дело дальше.

* * *

Из-за леса раздался свист, который ни с чем не спутаешь.

Это вынырнул из-за сосен и пошёл на посадку огромный транспортный вертолёт.

— А вот и за мной… — сказал Анвар. — Ну, прощай. Удачи. Дай Бог здоровья и денег побольше.

Откуда-то вывернулся Мушкет, обнял нашего д'Артаньяна и даже перекрестил его три раза.

— Не забывай нас, Анварчик… Пиши… Ты бы прилетел потом, а?..

— Прощайте, ребята, — сказал Анвар, пожимая нам руки. — Спасибо вам за компанию и за хорошие, правильные разговоры. И за прошлое наше спасибо. Никто у нас пути пройденного не отберёт… Кстати, откуда эта фраза? Не помню. А ты, Серёжа, насчёт Москвы подумай.

— Ладно! — засмеялся я. — Разве я против?

Анвар попрощался ещё с кем-то, пожал руку Неделько, местному украинскому кагебешнику, которого я знал, и пожал руку ещё кому-то, кого я не узнавал.

Солдаты уже стояли у вертолёта и передавали по цепочке серебристые ящики, в которых я узнал имущество Атоса. Вертолёт медленно раскручивал свои гигантские лопасти и ветер поднимал песок с площадки, бросая его нам в лица вместе с жарким воздухом. Анвар поднялся по трапу и ступил внутрь.

— Пиши! — крикнул в уже закрытую дверцу Мушкет. — Здоровье береги!

«Никто не знает настоящей правды», — вспомнил я, поднимая воротник куртки и засовывая руки в рукава.

Вертолёт резво пошёл вверх. В этот момент я с отчётливой ясностью понял, что больше не увижу д'Артаньяна. У всех д'Артаньянов одна судьба: когда им вручают маршальский жезл, им в бок попадает ядро. И вот они ползут по окровавленной траве, изо всех сил тянутся к этому жезлу и тут всё кончается. Всё становится не важным — в уме ли Констанция, какова судьба Миледи, живы ли враги и друзья, Анна Австрийская и Мазарини, важна только бессмысленная бронзовая палка, обшитая бархатом.

И надо сомкнуть на ней холодеющие пальцы.

Вертолёт шёл уже над лесом на юг.

— Вот чёрт, сейчас будет дождь, — сказал Мушкет слишком громко, не отойдя ещё от своего крика через гул мотора. — Понесла тебя нелегкая в такую погоду!

«Да, никто не знает настоящей правды…» — подумал я, с тоской поглядев в хмурое небо.

Мы делаем два шага вперед и шаг назад, но настоящий учёный упрям и, опираясь на посох, неутомимо идёт вперёд, ничего не боясь.

Пройдёт совсем немного времени и д'Артаньян увидит огни Борисполя, и снова солдаты начнут перегружать ящики, внутри которых заключена вся жизнь нашего мёртвого однокурсника, все его амбиции. Да только не поймут сослуживцы д'Артаньяна там ничего — если им не захочу помочь я.

А у меня есть сейчас другое дело.

Я пошёл к себе в комнату, на ходу начав сочинять письмо в Москву. Я решил не звонить, не, упаси боже, задействовать Скайп, надо написать буквами: «Здравствуй, кролик. Это я, Серый Волк. Я спасся от Нуф-Нуфа и Ниф-нифа и уцелел после встречи с Наф-Нафом. И вот теперь я…» Что надо написать дальше, я не придумал.

Уже открывая дверь, по лёгкому стуку в стекло я понял, что начался дождь.