Группа Тревиля - Владимир Березин

Ему возражали, что за эти годы просто возникли устойчивые формы мутации, но фокус Гибаряна был в том, что он ни с кем не спорил. Он писал так, будто знал наверняка, будто ему было откровение и всё давно известно.

Ну, примерно так, как если бы какой-нибудь мой знакомый проснулся раньше всех. А потом за завтраком описывал, как красив рассвет. Что мы, будем сомневаться, что бывают рассветы? По-моему, никто не сомневается.

Сперва текст Гибаряна никто не заметил, а потом он пришёлся ко двору множеству сектантов. Они прямо молились на мёртвого Гибаряна — изрыли ему всю могилу, когда брали землю по щепотке. Но это уже очень скучная и неинтересная история, потому что в ней нет ничего удивительного.

Это такой стандартный путь сектантов — и люди, которые ими занимаются, описали поведение секты с точностью до дня. Они описывали его точь-в-точь как поведение растения — вот оно развивается, вот у него расцвет. Вот зрелось, а вот засохло… Короче говоря, через пять лет все эти гибаряновцы разбрелись кто куда, стотысячные тиражи «Записок» меланхолично переработали в макулатуру — ну, не знаю, может в полтиража семечки заворачивали. В общем, сик транзит глория, извините, мунди.

Но я Гибаряна читал внимательно, и оказалось, что не всё так глупо и примитивно, как казалось множеству его последователей.

Он ведь был очень хороший биолог и к тому же математик. Очень талантливый человек и вовсе не с истерическим складом ума, как бывает у некоторых гениев. Его безумие, если оно было безумием, было вполне счислено.

Сейчас уже многие воспринимают Зону как единый организм — причём такой, что действует циклически: от выброса к выбросу. И этот организм развивается по своим законам — у нас сейчас нет сомнения в том, что если бы Зоне было необходимо, то Периметр бы она прорвала легко.

Собственно, во время броска на Киев это и случилось, но после того, как прорыв осуществился, дело кончилось ничем. Ну да, положили, как это у нас водится, кучу народу во время обороны. (У «нас» — это я вообще человечество имею в виду, это ведь не национальная традиция, а вполне интернациональная — бросить каких-нибудь молоденьких солдат, чтобы они затыкали дыры.) Я до сих пор думаю, что дело не в том фантастическом похолодании, которым объясняют окончание прорыва. То есть, похолодание было, и было невероятным для конца августа, таким невероятным, что могло быть вызвано только самой Зоной. Так просто до восемнадцати градусов температура не падает. Я-то помню эти танки в августовском снегу, и примороженных зомби, что веером лежали вокруг, как караси в сметане. Тогда не сразу поняли, что большая часть порождений Зоны предпочитает комфортную среднюю температуру и передохнут сразу же за Периметром.

Потом похолодание прошло, осталась только сырость и опасность эпидемий. Но все твари за Периметром были мертвы. Это дело мемуаристов спорить о том, остановили ли войска вторжение или оно прекратилось само. На военно-исторических форумах ветки обсуждений содержат по десяти тысяч комментариев, но итог был один: уж что-что, но эпидемии не было благодаря армии.

Но всё произошедшее хорошо ложилось в концепцию Гибаряна. Никакое порождение Зоны сильно дальше Периметра жить не может. Обычно приводят в пример съехавших с ума богатеев, которые вывозили из Зоны чернобыльских псов, чтобы устраивать собачьи бои. Все думали, что главным препятствием будут санитарные кордоны и Первое межгосударственное соглашение, а оказалось, что главным препятствием была природа — все эти чернобыльские псы передохли. По разным, как тогда казалось, причинам, но я-то думаю, что причина была не в пище или вирусах, а в том, что тварь из Зоны вне Зоны жить не может.

И вот Зона живёт, пульсирует, выполняет какое-то своё предназначение. И если прав Гибарян, она аккумулирует знания о человечестве — что оно, бессознательное и тупое человечество, о себе думает и что оно бессознательно желает.

— Пойдём снимать урожай, — сказал Атос. — Урожая у нас немного, только ходить поодиночке тут нельзя. Будем страховать друг друга.

Мы оставили группу и пошли краем торфяного болота мимо столбов белого пара, вырывавшихся из-под земли. Это был подземный пожар, длившийся десятилетиями. Возможно, он начался сам собой, от какой-то естественной причины. А может, это был след давней, совершенно безумной попытки драться с порождениями Зоны при помощи миномётов и регулярной армии.

Тушить это невозможно — дело в том, что пожар тут же покрывается как бы защитной битумной оболочкой и вода просто не достигает огня.

Теперь уже было не понять точного пути пожара.

Оставалось только следить за дорогой. Ведь при торфяном пожаре под поверхностью образуются выгоревшие пустоты. Провалишься в такую, и никакая аномалия уже не понадобится.

Уйдёшь просто в ад, как и положено при нашей грешной жизни.

Ну, мне-то положено, а остальные как-то не очень виноваты.

Я шёл и размышлял о том, что теперь у меня есть тайна даже от близкого друга, никому я не могу пока сказать, что у меня в голове. Теперь нужно долго учиться обращению с этой начинкой, столько лет спавшей внутри черепа, и вот тут внезапно заработавшей.

Атос шёл позади меня.

— Скоро всё кончится, — сказал он. — Скоро не надо будет бегать. Я почти договорился…

Дыхание его было всё ближе.

И тут вдруг мгновенное тепло ударило меня в затылок, и я мгновенно потерял сознание. То есть, сознания я не потерял, но явно было, что часть мозга у меня заторможена.

Наверху, надо мной, кто-то сказал:

— В лесу и на кладбище есть только одна опасность — человек. И этот человек — я.

Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле…

Иосиф Сталин

Из письма к Франклину Рузвельту

Москва, 29 мая. Анвар Мухаметшин по прозвищу д'Артаньян. Работа в Конторе — чаще всего конторская работа. Случай с мышью не остаётся незамеченным. Мы все давно под колпаком — но у кого? Кому мешают учёные?

Отчего-то я понял, что тут дело неладно. Но это был рядовой эпизод — с Зоны приехал научный сотрудник «RuCosmetics», умер от инфаркта в метро. Захрипел, схватился за сердце, вызвали «Скорую».

Но странным оказалось то, что в специальном контейнере он вёз лабораторную мышь.

Вывоз биологического материала с Зоны запрещён Первым межгосударственным соглашением, и учёные это, в общем, соблюдают. Никто не хочет лишиться своего места, контракта и платить неустойку. Туристы, бывает, что-то провозят, но не могут удержаться — хвастаются, тут-то их и берут за цугундер. Был ещё случай, когда пытались вывезти слепых собак для бойцовых турниров, да тоже ничего не вышло.

Но когда немолодой человек везёт в спецконтейнере лабораторную мышь, явно делает это не для того, чтобы похоронить зверька на своей даче. Можно по-разному проявлять любовь к животным, но такого я что-то не припомню.