Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин

— Басай, — крикнул мальчишка лет пяти в пестрой рубахе, выскочившей из штанов. — Басай, давай играть в прятки.

— Не хочу я хорониться, — отозвался тот. — Пойдем лучше ножики в соседского кота покидаем.

Услышав его ответ, Дарган в который раз подумал о том, что пацаненок растет жестоким и себе на уме.

Он обернулся к сидящему по правую от него руку Панкрату и спросил:

— Не замечал, как ребятня кличет нашего Павлушку? Каким-то Басаем.

— Моя Аленушка называет его так же, — ухмыльнулся старший сын, черпая ложкой густой холодец. — Дедука Дарган, неужто ты доселе не присмотрелся, что твой меньший внук с пеленок не любит ни одеваться, ни обуваться. Зимой он тоже норовил выскочить на улицу голышом.

— Цыганенком растет? Но смысл не в этом, сынок, одно дело босой, а совсем другое — Басай, — не согласился глава семьи. — Подобное прозвище совсем не нашенское.

— Так его прозвали чеченские дети, которые приезжают с родителями в нашу лавку за товарами. Это они начали — Басай да Басай. У ночхойцев упор в словах делается на букву "а", как у тех же москалей, — снисходительно пояснил Панкрат. — Ты откудова? Я из Ма-асквы. Так и у чеченцев, и не только в разговоре, но и в названиях аулов: Аргун, Ачхой-Ма-артан, Га-алашки. А потом эту кличку подхватили и станичные пацаны.

— Истинная правда, братка, — подключился к разговору Петрашка.

Парень просто не сводил глаз со спутницы французского кавалера, как только эти чужеземцы переступили порог отцовского дома. Девушка отвечала ему взаимностью, чем добавляла тревог обоим родителям.

Дарган с Софьюшкой пока молчали, не загадывая плохого на будущее, а вот Панкрат не выдержал и прямо спросил брата:

— Неужто так понравилась тебе эта мамзелька, что взора с нее не снимаешь?

— Да, — не стал отпираться Петрашка и покосился на отца, которого отвлекли от разговора с сыновьями подошедшие станичники. — Если бы не этот наш француз, я бы к ней давно подъехал.

— А немку свою, что в Москве осталась, на кого запишешь?

— Не пара она мне, все больше о своем думает. Намекала, чтобы усадьбу на Воздвиженке я на себя переписал.

— Ишь ты, а потом, когда вы сошлись бы, в распыл те хоромы пустить?

— Не знаю, но о том, что она погуливает, я и сам догадался.

— Тогда отходи от немки, и дело с концом.

— Я так и поступаю. А мамзелька понравилась.

— Эко тебя заносит, — похмыкал в густые усы Панкрат. — Как бы, братка, ты не доигрался, батяка ни с тебя, ни с Аннушки уже глаз не сводит. А он у нас на расправу быстрый.

— Еще какой, — посерьезнел студент. — А что, наша сестра тоже на француза глаз положила?

— Не то слово, Петрашка, — притворно вздохнул сотник. — Она готова живьем съесть твоего соперника, этого мусью Буало. Вон как зенки-то пыхают, аж раскаленными огнями занялись.

— Ну дела, братка. Боюсь, французы зря сюда приехали. Если я узнаю, что кавалер с мамзелькой не жених с невестой, то от своего уже не отступлюсь.

— Батяка вам головы враз поотрывает. Обоим.

— Тогда, Панкратка, будет поздно.

Довести беседу до конца братьям не дали станичники. Кто-то из них растянул меха татарской гармошки, кто-то ударил по струнам балалайки, подаренной русскими солдатами, еще двое зажали между коленями круглые барабаны. И пошло по кругу веселье, с каждым разом наворачивая все круче. Молодые казаки выскакивали в середину мигом образованного людьми пятачка и, распушив полы черкесок, принимались выделывать такие кренделя, от которых глаза у приезжих французов полезли на лоб. Видимо, на своей родине они подобного отродясь не видели. Танцоры проносились вдоль рядов станичников, взявшись руками за кинжалы и мелко перебирая ногами, они демонстрировали ловкость и удаль. Затем двое или трое из них сходились в центр круга и начинали ломать тела с ногами в искрометных движениях, рассмотреть которые в подробностях не представлялось возможным. Но все же было видно, что танец состоял из русских и горских колен.

Отплясав друг перед другом, мужчины расходились веером, приглашая принять участие в веселье девушек и женщин. Те принимали вызов и выходили в круг с гордо поднятыми головами, набросив на плечи цветастые платки. Их повадки были не чисто русскими, плавными и величавыми, а смешанными с горскими, быстрыми и резкими. Лишь наполнявшая их вольность, да светившаяся на чистых лицах благодать от душевного простора, оставались непоколебимыми, какими были они на Руси тысячу лет назад. Ничто не могло принизить или отобрать эту свободу, дарованную русской нации природой и сохраненную ею для себя в первозданном виде.

Петрашка, наблюдавший за происходящим, наконец не выдержал, он вскочил с лавки и ворвался в середину танцующих норовистым конем. Привстав на носки ноговиц, он согнул на чеченский лад руку в локте на уровне груди, а другую вытянул в сторону и стал перебирать длинными ногами, не шелохнув стройным туловищем, подпоясанным по талии тонким наборным ремешком с подвешенным к нему кинжалом. Так он проплыл один круг, затем второй, а музыканты все набирали темп. Все, кто танцевал рядом с ним, освободили пятачок. Станичники знали, что равных в этом деле младшему из братьев Даргановых не найдется никого. Отец и Панкрат потянулись подкручивать усы, на их суровых лицах отразилась гордость, Софьюшка и девки тоже задрали подбородки вверх. Скоро барабанная дробь переросла в сплошной гул, а переливы гармошки слились в единый звук, который взбудоражил нервы, призывая плясуна отдаться танцу без остатка.

Неожиданно Петрашка подлетел к Сильвии, остановился на одном месте, едва касаясь носками ноговиц притоптанной земли. Девушка, сидящая на лавке, не сводила с него глаз, она как завороженная следила за каждым его движением. Тем временем казак приложил ладонь к правой стороне груди, слегка наклонил голову, его темные глаза возгорелись диким пламенем, от которого не было спасения. Молодая женщина воззрилась на этого молодца, она еще не понимала, что от нее хотят, но уже готова была бежать за ним хоть на край света. Сильвия перестала замечать заинтересованные взгляды своего соотечественника и настороженно-изучающие — главы дома, в котором была гостем, с этого момента она подчинялась лишь зову своих чувств.

— Мой сын Пьер приглашает вас на танец, — с улыбкой посмотрев на свою соседку, по-французски сказала Софьюшка. — Мадемуазель Сильвия, если вы хотите доказать, что во Франции танцуют не хуже, чем на Кавказе, то можете сделать это прямо сейчас.

— Но я не умею танцевать как местные девушки, — растерянно пролепетала гостья. — А еще я боюсь, что глаза вашего сына, дорогая Софи, испепелят меня раньше, чем я выйду в круг.

— Постарайтесь не смотреть в его зрачки, милая, — покровительственно усмехнулась Софьюшка — Вы еще успеете опалить крылышки, в здешних местах такие пламенные взоры не редкость.