Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева

тут же, как в старые добрые времена его мозг, получив недостающую для решения задачи информацию, закрутился, заработал, подсчитывая варианты, выстраивая версии. — Стало быть, на нулевом уровне… Понятно, там у вас не только АЭС, но ещё и парочку космодромов спрятать можно, сам чёрт не разберётся в этих ваших агрегатах… Что, Паша, нет там у вас космодромов? Жаль. Но АЭС — тоже ничего. А теперь объясни мне, своему технически неграмотному другу, какого чёрта, Паша, мы тогда устроили тот фокус с законом? На фига экономим на всём? Если под нами есть ещё один источник энергии?

— Вот, Борь, ты умный мужик и, тем не менее, задаёшь мне этот вопрос, — Павел тяжело вздохнул и тут же поморщился от боли. А, может, и от его глупого вопроса. Борис пока не мог понять, что с ним, с этим вопросом не так, и терпеливо ждал объяснения.

— Помнишь из школьных уроков физики, что есть возобновляемые и невозобновляемые источники энергии?

— Что-то помню.

— Уже хорошо. Так вот, если совсем коротко, энергия волн — это как раз возобновляемый источник энергии, то есть наши волновые станции, они почти вечные, ну, если не учитывать амортизацию оборудования, конечно. Пока есть океан — будут и волны. А вот у АЭС ресурс ограничен…

— Насколько ограничен?

— Лет на сорок, может на шестьдесят. Теоретически на сто, но лично я в эту цифру верю слабо. И АЭС — это как последняя надежда. Это я так тебе сказал, для образности, что наши станции вечны. Сам понимаешь, ни хрена они не вечны. Вон, посмотри, что с Северной стало. Думаешь, те, кто проектировал Башню, не понимали этого, не просчитывали все возможные варианты, вплоть до потери даже обеих станций? Всё они просчитывали. И есть ещё один момент, об этом, кстати, никогда не рассказывают в школе, хотя все пытливые умы так или иначе однажды задают этот вопрос. Энергию нельзя накопить. Ну то есть, в условиях Башни этого сделать нельзя. Хотя такие технологии до потопа существовали. Но я не буду тебя этим сейчас грузить. Так вот вопрос, который возникает у тех, кто в теме: что же с нами будет, когда воды для создания энергии волновыми станциями будет недостаточно?

Постепенно до Бориса стало доходить, куда клонит Павел. Тот это увидел и улыбнулся, несколько вымучено, потому что, чувствовалось, что силы его на исходе. Пашка только каким-то нечеловеческим усилием воли держался, да ещё объяснял ему, как последнему двоечнику, прописные истины. И не дрогнул нигде, не сорвался.

— АЭС задумывалась как резерв. На самый крайний случай. И, как я тебе уже объяснил, их, этих крайних случаев, два: либо угроза выхода из строя обеих волновых станций одновременно, либо критическое снижение уровня океана. Для этого существует протокол. Секретный. О нём знают лишь несколько человек. Главы энергетического сектора и сектора жизнеобеспечения, ну и ещё несколько десятков проверенных спецов с обоих секторов. Столько, сколько требуется, чтобы осуществлять необходимое техническое обслуживание. Как ты понимаешь, Вадик Полынин был в курсе…

— То есть, сейчас один из таких случаев, и, видимо, я понял, какой, — протянул Борис, задумчиво глядя на Пашку и осмысливая новые данные. Павел поймал взгляд Бориса, между ними опять на секунду восстановилась та связь, которая бывает только между очень близкими людьми, когда слова не нужны, потому что и без них понятно, о чём думает каждый из них. Потом Павел отвёл глаза и подтвердил уже очевидное:

— Уровень падает, Боря…

— Что, сильно упал?

— До первой отметки, Т0, — и, видя вопрос в глазах Литвинова, Павел пояснил. — В протоколе резервного ввода АЭС указаны две отметки: Т0 и Т1. Т1 — это критическая отметка, после которой мы вынуждены будем сбрасывать нагрузку волновой станции вплоть до останова. Это, как ты понимаешь, совсем крайний случай, которого никто ждать не собирается. Поэтому работы по запуску АЭС начинаются при достижении отметки Т0. И вот тут, Боря, самый узкий момент. Между падением уровня с отметки Т0 до Т1 могут пройти как годы, так и считанные месяцы. Никто не знает наверняка, сколько. То есть, не знал. Потому что сейчас у нас есть все основания предполагать, что на годы это не растянется, следовательно, во времени мы ограничены. Да, что там, не осталось у нас его почти, этого времени, — в голосе Павла отчётливо зазвучала тревога. — И нельзя сейчас эту информацию вываливать. Ни на людей, ни на Совет. Начнут тормозить, всё погубят! А у Марата и так там проблем выше крыши, чисто технических. Я ж потому и дёрнулся после звонка Вадика. И побежал к нему. На ту чёртову станцию…

— И что тебе сказал Полынин?

— Да ничего толком. Я так и не разобрался. Мне он вообще показался то ли пьяным, то ли спятившим. Я потому и пошёл, чтобы Вадик сдуру нигде ничего не ляпнул. Знает-то он прилично. Много чего такого, о чём не надо бы сейчас трепать.

— Значит, теперь про АЭС знаете не только вы с Руфимовым, но и ещё один человек.

— Какой человек?

— Не тупи, Паш. Тот человек, который стоит за Полыниным. Не сам же Вадик подослал убийц, чтоб устроить себе такой затейливый суицид. Его подставили. И тот, кто его подослал — тоже знает про АЭС. Думай, Паша! Не может же быть, чтобы ты не понимал, не чуял, что под тебя кто-то копает? Кто-то из новых членов? Или старые заклятые враги, вроде Величко? Кто там у тебя из своих, проверенных остался? После смерти Ледовского?

— Ледовской, — задумчиво проговорил Павел.

— Значит, я прав был, когда думал, что не просто так старый генерал помер? Помогли ему, так, Паша?

Павел поморщился, то ли от боли, то ли от невесёлых мыслей, связанных со смертью Ледовского, и уже было открыл рот, чтобы ответить, как тут дверь распахнулась. На пороге стояла бледная Анна. Бледная и очень злая.

— Что здесь, чёрт вас всех разнеси, происходит? — медленно отчеканила она. Голос её был мёртвым, ледяным и звенел от едва сдерживаемой ярости. Чёрные глаза полыхали. Она в упор уставилась своими невозможными глазами-омутами на Бориса, лишь едва скользнув взглядом по лежащему на койке Павлу. И в ту долю секунды, когда она глядела на Пашку, Борис уловил в её глазах что-то ещё, помимо гнева и злости — боль. Но лишь на долю секунды. Теперь она снова сверлила глазами Бориса.

— Ань, погоди ты, не кричи, сейчас мы тебе…

Борис выступил вперёд, словно пытаясь заслонить друга от опасности, хотя, какая, к чёрту, опасность. Можно подумать