Безмолвие - Тим Леббон

– Нам нужно держаться порознь, – показал знаками папа, и я кивнула.

К нам подошли двое, полный мужчина и невысокая привлекательная женщина. Мужчина был в костюме и плаще, что плохо подходило для дальней дороги пешком. Женщина была в спортивных штанах и куртке-дождевике. Судя по всему, они были хорошо знакомы друг с другом, и их робкие улыбки сразу же успокоили меня.

– Без языка жестов, – беззвучно произнес губами папа, и я кивнула.

Я его поняла.

Навстречу незнакомцам выступили Джуд и мама. Мама оставила ружье папе. Встретившись, они пожали друг другу руки и принялись писать записки на листках бумаги. Толстяк и Джуд следили за веспами, а женщины разговаривали вполголоса. Пообщавшись немного, все расстались, на прощание еще раз обменявшись рукопожатиями. Меня удивило и тронуло то, что женщина крепко обняла мою маму.

Джуд и мама вернулись к нам. Мама написала в блокноте, по-прежнему не желая раскрывать наше умение общаться жестами: «Мы согласились держаться порознь. Чем больше людей, тем выше опасность шума. Они направляются на западное побережье, в Уайтхевен. Эти люди пришли с той стороны Пеннинских гор. Им также пришлось пройти через это».

Я вопросительно подняла брови. Мама беззвучно произнесла ответ:

– Нет, не «преподобный». Другие. Но ничуть не лучше. Четыре дня назад их было на восемь человек больше.

«Ты рассказала им про «преподобного»?» – черкнула я в записной книжке, и мама кивнула.

Мы проводили взглядом, как незнакомцы двинулись вдоль берега озера. Невысокая женщина несколько раз оборачивалась к нам. Перед тем как скрыться за поворотом, она на прощание помахала нам. Я помахала в ответ.

Мы перекусили тем немногим, что захватил Джуд, разломив буханку хлеба. Хлеб уже успел зачерстветь. Я понимала, что нам в самое ближайшее время нужно найти еду, а также укрытие. Однако мне не хотелось приближаться к строениям и деревням.

Спустившись к озеру, мы вышли на дорогу, идущую вдоль берега. По дороге на север нам встретились разбросанные летние домики, а также несколько крупных поселков. Мы обходили стороной эти безмолвные, вымершие места. Веспы сидели на крышах и кружились над деревнями, и можно было только гадать, сколько трупов они охраняют, сколько дремлющих яиц ждут первых звуков, чтобы проклюнуться.

Около двух часов дня мы поднялись на небольшой пригорок, и сверху нам открылся небольшой городок на берегу озера. Пара сотен домов выстроились вдоль бухты с пристанью и двумя десятками лодок, и несколькими прогулочными теплоходами на открытой воде.

Часть города сгорела. Почерневшие дома ощетинились обугленными балками перекрытий, устремленных в небо. Непогода завершила уничтожение выпотрошенных помещений, обгоревшая обстановка производила гнетущее впечатление. Стены обвалились, улицы и дворы были покрыты слоем сажи и пепла. Пламя уже давно погасло – я предположила, что пожары бушевали несколько дней, а то и недель назад, – однако в воздухе по-прежнему чувствовался запах гари. Запах мокрой золы, воспоминание об огне и вонь гниения. Зрелище было тягостное. Ничего подобного я еще не видела ни в интернете, ни по телевизору, и мне очень хотелось надеяться, что больше я такое никогда не увижу. И тем не менее я понимала, что в будущем меня ждут еще более страшные картины.

Тишина давила на нервы.

Махнув в сторону города, Джуд обернулся к нам. Его детское лицо было суровым. «Ему нужно чаще улыбаться, – подумала я. – Он должен смеяться, играть, что-то изобретать, а не думать о том, как бы все это поскорее закончилось».

– Полагаю, нам нужно заглянуть в эти дома, – показал знаками брат, указывая на выпотрошенный квартал на склоне холма с несколькими большими особняками, из которых открывался великолепный вид на озеро.

Никто не возражал.

* * *

В большом пустом особняке царил идеальный порядок. Похоже, в нем уже давно никто не жил, и я предположила, что сюда приезжали только на лето. Убедившись в том, что все окна и двери надежно закрыты, папа отослал нас в противоположный конец двора, после чего взломал дверь черного входа. Он действовал не спеша, с помощью лопаты, найденной в сарае, расшатывая замок, медленно, осторожно, чтобы не произвести слишком громкий звук.

Проникнув внутрь, мы обошли весь дом, ища веспов. Наконец, убедившись в том, что в доме никого нет, что в нем так безопасно, как это только может быть, мы устроились на кухне и расслабились впервые за день.

Папа через считаные секунды уже спал крепким сном.

* * *

Ему снилось, как он прибывает на место вовремя и успевает предотвратить аварию, в которой погибли его родители, а его очаровательная дочь получила тяжелые травмы. Он выбегает на дорогу, размахивая руками, и кричит: «Остановитесь немедленно, или это закончится катастрофой!» Машина резко тормозит, передний бампер оказывается всего в каких-то дюймах от его ног. Но он не собирается отступать. Он знает, что произойдет, если он сделает хоть шаг назад: он уже видел этот жуткий кошмар больничных коек, реабилитации, а затем бесшумных чудовищ, решивших довести до конца начатое аварией, – а он хороший отец. Он готов пойти на все, чтобы спасти свою девочку.

Его родители сидят впереди, удивленные и недовольные его вмешательством. На вид они гораздо старше, чем он помнил; вероятно, у них такой возраст, какой был бы, если бы авария не оборвала их жизни. Однако его беспокоят в первую очередь не они. Элли открывает заднюю дверь и выпрыгивает из машины. Она улыбается, увидев отца, и собирается спросить, в чем дело, почему он здесь, что делает посреди дороги, и он сейчас снова услышит ее голос, вспомнит эти милые интонации, грудные нотки, которые появляются в нем, когда у девочки веселое настроение…

Элли открывает рот, но не может произнести ни слова. Ей удается лишь воспроизвести шум холодного ветра над пустынными холмами, проливного дождя, колотящего по горным вершинам в бесконечном стремлении их разрушить, раскатистых глухих ударов глыб льда, срывающихся в погруженные в тень ущелья. Расстояние и время растягиваются в бездумную, бескрайнюю бесконечность. Это звуки отчаяния.

Хью упал вперед на капот машины, но его тело ничего не встретило.

– Папа! – послышался голос Джуда. – Папа, проснись!

Хью открыл глаза. Это причинило боль. Боль причиняло все, и ему потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями. Джуд стоял у дивана, на котором заснул Хью, и легонько трогал отца, словно опасаясь сделать ему больно.

– Папа!

– В чем дело, приятель?

– Мама сказала, чтобы ты пришел и посмотрел.

– Посмотрел на что?

– Не знаю. И мама тоже не знает. Вот почему она сказала, чтобы ты пришел.

Это заставило Хью подняться. Застонав от раскалывающейся боли в голове и лице, он встал и последовал за сыном. Только тут он заметил, что уже стемнело.

– Долго я проспал?