Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари

— Скоро здесь будет очень жарко, — сказал Мендоса, не терявший фрегат из вида. — Если испанцы прут на нас так решительно, значит, они решили покончить с нами. Дон Баррехо, боюсь, что капитанские бутылки будет трудновато заполучить.

— Я привык уважать все мнения, но уверяю вас, что граф пойдет на абордаж раньше испанцев… Ох, какая жажда! Почему же мне нельзя попить?

— Хорошо сказано, — прокомментировал фламандец. — Мы будем пить панамское вино.

Оба корсарских судна выполнили молниеносный маневр, уйдя в сторону открытого океана и отвечая яростным огнем своих орудий. Корсары несли большие потери от непрерывной испанской бомбардировки, однако они не могли дать достойный ответ неприятелю.

Фрегат, все еще опережавший барказы на несколько кабельтовых[65], неожиданно вклинился между корсарскими судами, чередуя выстрелы из пушек и аркебуз.

Наступил тот самый момент, которого ждали четверо главарей флибустьеров: время отчаянной атаки.

Оба парусника в какие-то десятки секунд подошли вплотную к вражескому кораблю. Как это вошло у флибустьеров в привычку, они забрасывали палубы чудовищным количеством гранат, стараясь вывести из боя как можно больше стрелков и алебардщиков, а потом, воспользовавшись общим замешательством, смело броситься с оглушительными криками на абордаж.

Буканьеры и артиллеристы, с неслыханным озверением, тоже готовились к атаке.

Граф ди Вентимилья, Равено де Люсан и трое авантюристов первыми ворвались на фрегат.

Завязалась гомерическая потасовка. Люди Тасли и Гронье также пошли на абордаж; в неудержимом натиске они понеслись по палубам, сражаясь, как сорвавшиеся с цепи львы.

Испанцы, прижатые к баку, стремглав пересекли верхнюю палубу и укрылись в надстройке, где у них была установлена батарея кулеврин, однако и бака достиг дождь ручных бомб, которые швыряли флибустьеры и остававшиеся на марсах и салингах марсовые; среди испанцев началась неописуемая паника.

Их доблесть ничего не стоила в сравнении с огненным дождем и ужасным натиском корсаров, слишком привыкших к громким викториям; и вот уже испанский штандарт спустился под громкие «ура!» атакующих, которым еще раз улыбнулась фортуна.

Из ста двадцати человек, находившихся на фрегате, около восемьдесяти моряков были убиты или тяжело ранены.

Покончив с наиболее опасным противником, флибустьеры оставили несколько человек на фрегате; остальные вернулись на свои корабли, которые в этой жесточайшей схватке получили лишь небольшие повреждения. Началась новая охота: за двумя барказами с многолюдными экипажами.

Завязался новый бой, не менее жестокий и кровопролитный, но два корсарских судна и в этот раз имели преимущество.

Осуществив молниеносную атаку они овладели более крупным барказом, несмотря на отчаянное сопротивление его экипажа числом в семьдесят человек, из которых только девятнадцать избежали смерти; на другом барказе поняли безнадежность сопротивления и на всех парусах поспешили к берегу. Однако барказ налетел на подводный камень, раскололся пополам, и бóльшая часть его людей погибла.

Но не все еще было кончено, и звезда, покровительствовавшая грозным морским бродягам, еще не закатилась.

Они намеревались очистить фрегат от мертвецов, загромождавших палубу, и залатать такелаж на своих судах, прилично пострадавший от неприятельской артиллерии, когда два новых барказа показались на горизонте.

Обеспокоенные флибустьеры принялись расспрашивать выживших моряков с фрегата; угрожая смертью, они дознались, что эти суденышки получили приказ держаться как можно ближе к флотилии, чтобы оказать в случае надобности необходимую помощь.

Флибустьеры, хотя и находившиеся на избытке сил после стольких часов боя, не стушевались. Поняв, что в Панаме еще не знают судьбы, постигшей испанские корабли, они перешли на фрегат и захваченный барказ, подняли на гафеле[66]бизань-мачты штандарт Испании и взяли курс на нового врага, гордо приближавшегося, уверенного, что идет на встречу со своими соотечественниками.

— Дон Баррехо, — сказал Мендоса, который, как мы уже говорили, был одним из лучших артиллеристов у флибустьеров, а потому ему поручили уход за носовой кулевриной, — надеюсь, теперь вы не будете жаловаться на то, что ваши руки недостаточно загружены работой.

— Черт возьми, — ответил гасконец, занимавшийся починкой своего камзола, поврежденного вражеской алебардой, — я и не думал, что у меня будет столько работы. Моя драгинасса так часто утыкалась в шлемы и кирасы, что превратилась в настоящую пилу. Необходимо где-нибудь заточить ее, иначе она станет непригодной даже для открывания бутылок.

— Поменяйте ее: мы же захватили на фрегате целую кучу шпаг.

— Ой-ой-ой!.. Бросить шпагу моего отца!.. Вы, верно, не знаете, что этот клинок участвовал более чем в двадцати сражениях. Это исторический клинок в роду де Люсак!

— Мне жаль, что он теперь затупился.

— Это почему же?

— Разве вам не сказали, что на этих барказах служат бискайцы, лучшие моряки из тех, что можно найти в Испании?

— Ну, сегодня-то клинком еще можно воспользоваться.

— Смотрите, чтобы он хорошо работал, потому как, говорят, в этих суденышках хранится большой запас веревок.

— И на что они могут сгодиться?

— На них могут нас повесить, если захватят живыми.

— Вы говорите серьезно?

— Мне об этом по секрету сообщили пленники с фрегата, — ответил Мендоса.

— О!.. Мошенники!..

— Вице-король Панамы устал от нас и поклялся устроить нам последний танец, повесив нас на реях.

— Что за гадкий танец! — сказал молчавший до того фламандец.

— Да, видимо, он не очень приятен, — ответил гасконец. — Поручаю себя своей шпаге.

— А вы знаете, что решили флибустьеры?

— Порезать пленников на колбасу.

— Вовсе нет: прибегнуть к их помощи, чтобы заставить плясать на реях, а еще лучше — под реями, экипажи барказов.

— Но мы их еще не захватили в плен.

— О!.. Подождите немного.

Тем временем фрегат приблизился на расстояние выстрела. Оба барказа, обманутые развевавшимся на гафеле бизань-мачты испанским штандартом, продолжали приближаться.

Короткая, сухая команда послышалась с мостика пиратского судна.

— Бортовой залп!

В одно мгновение испанский флаг спустили, заменив его французским и английским флагами, и целый ураган ядер обрушился на оба барказа, лишив их мачт и сгладив палубу, как у понтонов.