Большая пайка - Юлий Дубов

— С марта, — сообщил Семен Никанорович. — Так что еще молодой специалист.

По закону, молодых специалистов в то время нельзя было трогать в течение двух лет.

— Ну ладно, — сказал Дмитрий Петрович и что-то отметил в настольном календаре. — Я поговорю с Борисом Наумовичем. Он тут подал бумагу в дирекцию о дополнительном выделении для лаборатории двух штатных единиц. Надо будет рассмотреть вопрос в комплексе. А как у нас дела в подмосковном филиале?

Подмосковный филиал Института находился в тридцати километрах от Москвы и служил местом ссылки для всех тех, от кого не удавалось избавиться иным способом. Было совершенно ясно, что Борис Наумович Хейфиц, только в этом году наконец-то получивший высочайшее разрешение набирать людей в лабораторию, сдаст Вику в филиал, не моргнув глазом. Тем более если у него будет надежда на сохранение за своей лабораторией ее ставки.

— В филиале, — доложил Бульденко, — текучесть кадров. Но мы принимаем меры.

— Вот и принимайте. Вы, Николай Николаевич, — Осовский повернулся к Лютикову, — задержитесь. Остальные — свободны. Идите и работайте.

Когда все вышли в коридор, Бульденко, не попрощавшись, двинулся вниз по лестнице. Леня Донских на мгновение замялся, а потом пошел за ним. Виктор и Платон остались вдвоем.

— Это плохо, Витя, — констатировал Платон. — Что будем делать?

У Виктора сильно заложило уши и закружилась голова. Беда пришла, откуда не ждали. Он отчетливо представлял себе, о чем сейчас Осовский говорит с Лютиковым. В понедельник вечером ВП вернется из Душанбе. Значит, во вторник Осовский потащит к нему газету. К четвергу — директорскому дню — уже будут готовы решения парткома и комитета комсомола. Надо думать, уже в четверг вечером появится приказ о снятии его, Сысоева, с должности руководителя группы. Наверняка начнутся проблемы с книгой. Но самое пакостное — все будут жалеть. Будут подходить, хлопать по плечу, сочувствовать, спрашивать, что произошло. Вот чего Виктор не переносил совершенно, так это жалости к себе. Если уж так сложится, он с легкостью плюнет и на положение в Институте, и на сделанную своими руками, безусловно перспективную тему, и на зарплату. Цену себе Сысоев знал и был уверен, что в любую минуту способен начать с нуля и наверстать упущенное. Но он не мог представить себе, что станет объектом сочувствия для людей, многих из которых он не уважал, а к иным относился просто с презрением.

— Пойду к Бульденке, напишу заявление, — подвел Виктор итог своим ощущениям.

— Ты рехнулся, — категорически заявил Платон. — Просто рехнулся. Ты пойми. Во-первых, подставлен Ленька. Потом подставлен я. Осовский так просто дело не оставит. Это надо ломать раз и навсегда.

— А может, придумать что-нибудь?

— Что?

— Можно сказать, что газету повесили, чтобы я на нее посмотрел, а пока я шел, Осовский ее уже утащил?

— Детский лепет. Повесили, утащил… Сам факт этой фотографии — уже криминал. И сейчас одно из двух. Либо мы эту историю выигрываем вчистую, либо весь Институт узнает, что нам дали по носу… Да… О чем я?.. Ага! Девку эту выгонят. Кстати, откуда она взялась?

— У Хейфица работает.

— Хорошая баба?

— Нормальная.

— Кто с ней спит?

— Никто.

— Ладно, ты просто не в курсе. С такими ногами — и никто не спит. — Платон задумался. — Давай так. Я это поломаю. У тебя все будет нормально, и девочка останется. Но ты мне твердо обещаешь две вещи. Первое — когда у тебя появится свободная штатная единица, возьмешь на нее кого я скажу. А про вторую вещь сейчас говорить не будем. Просто я приду с просьбой, и ты это сделаешь. Договорились?

— Единственное на сегодня свободное место — это мое, — напомнил ему Виктор.

— Все, забудь. Напиши на всякий случай заявление об уходе, но держи у себя. И иди домой. В понедельник я позвоню тебе и скажу, что делать.

К середине следующей недели Платон совершил чудо. Правда, материализация чуда произошла только через месяц, но в четверг на дирекции гражданской казни Виктора не состоялось, а еще через неделю — в очередной четверг — обсуждался и был положительно решен вопрос о расширении его группы с последующим преобразованием в лабораторию. Более того, группа Виктора вроде бы приобретала какой-то специфический статус — работы должны были финансироваться чуть ли не напрямую из Академии. А Осовский перестал здороваться не только с Виктором, но и с Платоном. Однако, встречаясь с Платоном в коридорах Института, поглядывал на него с опаской и как бы даже с уважением.

На самом деле Платон ничего не планировал и даже не ожидал, что результаты будут столь блестящими. Он всего лишь позвонил в Киев приятелю из института вычислительной техники, который пользовался доверием своего директора и был к нему вхож. Директор в это время находился в Москве и решал какие-то вопросы в Президиуме Академии. Платон сказал приятелю, что если его директору интересно узнать, как обстоят дела по части перспективных разработок в Институте, то он, Платон, может организовать встречу директора с ВП. Нимало не сомневаясь в успехе, он сообщил секретарше ВП о пребывании в Москве его киевского коллеги и о том, что последний хотел бы увидеться.

В то время киевский институт считался головным в Союзе по части разработки больших вычислительных машин. Соответствующие департаменты Академии и Комитета по науке и технике обращали на его работу особое внимание, а это прежде всего определяло объемы финансирования. Другие же институты, включая и Институт ВП, довольствовались крохами и, соответственно, занимались данной проблематикой в факультативном режиме. В свою очередь, киевляне, прекрасно понимая, какие силы сосредоточены в Москве, и прежде всего у ВП, очень ревностно относились ко всему, что происходило в московских кругах. Поэтому встреча двух директоров, безусловно, имела смысл. Конечно, они могли сто раз поговорить и без участия Платона, но платоновская активность послужила катализатором химического процесса синтеза.

Уже через час после приезда киевского директора в Институт ВП вызвал к себе Виктора. Можно было не сомневаться, что Осовский успел довести до ВП свою «точку зрения», но ситуация складывалась таким образом, что без Виктора — ну просто никак.

— Вот, Анатолий Сергеевич, — сказал ВП киевскому директору, — товарищ Сысоев у нас ведет эту тему, получил весьма любопытные результаты, сейчас монографию, кажется, заканчивает. Так что рекомендую.

Киевский директор пожал Виктору руку, поинтересовался, в каких изданиях публикуются его работы, спросил, когда у него в лаборатории (лаборатории!) бывают семинары, и, услышав от проинструктированного Платоном Виктора, что как раз сегодня, изъявил демократичное пожелание этот семинар посетить.

К четырем часам вечера весь сысоевский скарб, включая классную доску, был перенесен из десятиметрового чулана, в котором ютилась его группа, в просторную тридцатиметровую комнату, составлявшую часть неприкосновенного запаса ВП.