Мастер оружейных дел - Дарья Кузнецова

Хозяин трактира приветливо мне кивнул и, когда я прошла мимо него к внутренней двери, не задал вопросов. Даже бровью не повел в мою сторону, и почему-то от этого стало очень неловко.

Еще несколько секунд я топталась под дверью комнаты северянина, а потом глубоко вздохнула и решилась-таки постучать, отрезая себе путь к отступлению. Сначала на звук никто не отреагировал, пришлось постучать громче. Вот будет весело, если окажется, что его нет дома…

Дверь распахнулась беззвучно и резко, так что я вздрогнула от неожиданности и едва не высказалась возмущенно на тему «зачем так пугать?». Вовремя вспомнила, что это вообще-то я к нему в комнату ломлюсь, а не он ко мне.

— Ойша? — Брови северянина изумленно выгнулись. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Мы так и будем разговаривать на пороге? — со вздохом спросила его. Сейчас, когда самый ответственный шаг уже был сделан, я почувствовала себя легче и спокойнее. Дальше тоже будет трудно, но когда некуда бежать, это стимулирует.

— Нет, извини. — Он отступил в сторону, пропуская меня внутрь. Одет мужчина был привычно: штаны, рубашка, неизменная меховая накидка на плечах, которая хоть и пострадала во время приключений в ратуше, но все равно смотрелась красиво. Из изменений — отсутствие камзола и босые ноги.

— Расскажи, что случилось на площади? — с ходу спросила я, присаживаясь к уже знакомому столу.

— Сразу к делу? — тихо хмыкнул Таллий. Сам он садиться не спешил, оперся локтями о спинку стула напротив. Не знаю, пытался отгородиться или давал мне возможность привыкнуть, но такая его поза успокаивала, позволяла спокойно выдерживать пристальный взгляд, и я уже мысленно задавалась вопросом, а чего, собственно, так боялась?

— Хочешь предложить мне чаю? — усмехнулась в ответ, но тут же посерьезнела: — Я предпочитаю сначала решать важные вопросы, а потом уже — развлекаться.

— Тары. Равнинные обычаи, — задумчиво протянул он. — У нас принято сначала отдохнуть с дороги, — пробормотал тихо себе под нос, не предлагая другого сценария, а просто отмечая очередную разницу в менталитете. — Впрочем, если ты так хочешь, я объясню. Но пообещай для начала серьезно подумать и только потом как-то комментировать мои действия, хорошо? В тот момент у меня не было выбора, и я до сих пор не вижу альтернативы. Более того, считаю, что поступил правильно и уж точно не собираюсь оправдываться, — проговорил он твердо.

У меня появилось чувство, что мужчина тоже опасался этого разговора, и сейчас настала его очередь делать решительный шаг.

Рассказывал северянин коротко, старательно избегая эмоциональной оценки и скупо перечисляя факты. Честно, без утайки — это читалось в его глазах вместе с усталостью и отчетливой готовностью к любому исходу разговора. Могу ошибаться, но спокойной реакции он от меня точно не ждал. Да оно и понятно: как можно спокойно реагировать на подобное?

Я сцепила руки в замок, положила на столешницу и опустила на них голову, плотно зажмурила глаза и позволила себе на пару мгновений представить, что всего этого разговора не было, как не было в моей жизни этого чужака.

— И что теперь? — в конце концов спросила тихо, поднимая голову.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил северянин, но, кажется, несколько расслабился. Похоже, действительно ждал от меня истерики.

— То самое. Что мы теперь будем со всем этим делать?

— Мы? — уточнил он с таким искренним недоумением, что я не удержалась от смешка.

— Ну не думал же ты, что я могу просто послать тебя к Белому в задницу после того как ты меня спас, причем таким заковыристым и… затратным для себя способом.

Он пару секунд помолчал, недоверчиво меня разглядывая. Настолько выразительно, что на вопрос можно было не отвечать: да, именно об этом он и думал и именно этого ждал. Потом мужчина выпрямился, вздохнул свободнее и, аккуратно выдвинув стул, все-таки уселся напротив меня и даже ответил:

— Честно говоря, что-то подобное я и предполагал. Не ожидал настолько… спокойной реакции.

— Не исключено, что я еще не все осознала, — утешила его. — Чем нам грозит эта… связь?

— Не знаю, — уже вполне спокойно ответил Таллий. — Когда я… проводил ритуал, мне казалось, что это единственный возможный вариант. Но сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, что этот вариант не должен был сработать. Душа, она ведь неоднородна, она… как и тело. Один орган не может заменить совсем другой. Часть, которую забрало то существо, отнюдь не равнозначна той, которую отдал я. Но мы оба живы, значит, все каким-то чудом прошло успешно. Впрочем, догадываюсь каким. Наверное, обитатель ратуши решил проявить милость и оказать помощь.

Очень хотелось прокомментировать «доброту» существа, но я сдержалась. В конце концов, мой далекий предок действительно свистнул его прежнее вместилище и послужил причиной многолетнего кошмара Приграничья. Пусть не он один, но он внес существенный вклад. Так что, пожалуй, было бы справедливо, искупи я его ошибку своей жизнью. Но жить хотелось, по возможности — долго и счастливо, и действительно оставалось сказать спасибо этой сущности за проявленное великодушие. Помогла ведь, не дала тихонько загнуться.

— Да уж, проявил, — тяжело вздохнула я. — Но хоть какие-нибудь предположения есть?

— По крайней мере, в ближайшем будущем мы от этого не умрем, — задумчиво хмыкнул он. — А в отдаленном… Если образовалась та связь, которую предполагал я, тебе это совершенно ничем не грозит, ты не талтар. Наши женщины не могут иметь детей вне подобной связи, но пришлым она помогает… с гарантией получить ребенка-талтар, приспособленного для выживания в Белом мире, и заодно самим выдержать его условия. А если возникла какая-то другая связь, она почти наверняка практически не повлияет на твою жизнь, как не влияла на нее пропавшая часть души. И даже в случае моей смерти эта часть останется с тобой, ты не умрешь. Конечно, гарантировать этого я не могу, но шансы велики.

— В любом случае, если бы не это, я была бы уже мертва. — Поморщившись, отмахнулась от его утешений и спросила: — А чем все это грозит тебе?

— Ничем таким, что могло бы меня всерьез расстроить, — обтекаемо отозвался северянин, и настаивать на объяснении я не стала. Большой уже мальчик, сам способен позаботиться о своей жизни. Так, как посчитает нужным.

— Меня не оставляет ощущение безумия ситуации, — поделилась я после нескольких секунд задумчивого молчания. — Я понимаю, что это ваши традиции, что для вас это нормально, но… заколоть себя ради какой-то подозрительной девки — это за гранью моего понимания, — пробормотала устало и потрясла головой, как будто надеялась, что от этого действия мысли вдруг волшебным образом придут в порядок и приобретут ясность.

— «Подозрительные девки» — это… работницы борделя, — с расстановкой, сквозь зубы, очень зло процедил северянин, сверля меня тяжелым взглядом. — Намеренное огрубление слов не красит никого, особенно — женщин, — добавил мрачно.

Я хотела съехидничать в ответ или уточнить, где, по его мнению, проходит граница между намеренным и ненамеренным, но на этот раз решила не обострять ситуацию. Я вообще сейчас рядом с Таллием чувствовала себя очень неловко, но совсем не так, как до этого. Прежнее чувство было связано с романтическими переживаниями, а нынешнее походило на стеснение ребенка рядом с незнакомым взрослым, выдернувшим его только что из-под колес мчащегося мотора. Впрочем, я надеялась, что это ощущение пройдет, когда я привыкну и уложу в голове произошедшие события. И хорошо бы это случилось поскорее.