Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова

– Вроде бы нет. Подожди, это быстро…

Бабкин позвонил начальнице Шурыгиной.

– Здравствуйте, это Сергей Бабкин, я у вас был сегодня… Подскажите, Валентина Горчакова, пациентка Веры, где проживает? Где? На улице Народной…

Илюшин открыл карту и втянул воздух сквозь сжатые зубы.

– Я идиот! Это в трех минутах ходьбы от Малых Каменщиков!

– Ёлы-палы! Нет, это я не вам! Ольга Петровна, мне нужен точный адрес Горчаковой… Вы хотите, чтобы к вам полиция пришла с этим же запросом? – рявкнул Сергей. – Да, именно так. Улица Народная, тринадцать. У кого еще, кроме Веры, есть ключи от квартиры? А где она сейчас? Заберите у нее ключи, я подъеду за ними в течение получаса. Во сколько заканчивает Шурыгина? Понял.

Сунув телефон в карман, Бабкин сгреб со стола ключи от машины.

– Шевелись! Шурыгина закончила работу пятнадцать минут назад!

– И мы знаем, куда она теперь поедет.

Нина не умирала.

В понедельник вечером она упала на ковер, залив кровью синтетическую траву. Вера колотила ее головой о «Горизонт» – бессмысленная коробка, ни изображения, ни звука, – и после очередного удара живая, рвущаяся Нина вдруг обмякла и вытекла из рук Веры на ковер. А из Нины вытекла лужа, большая, черная, и Вера стремглав кинулась за тряпкой, потому что антисанитарии во вверенном ей помещении она никак не могла допустить. Шурыгину не зря ставят в пример всем патронажным медсестрам.

Вернувшись в комнату с тряпкой, плавающей в пластиковом ведре, Вера поняла, что делает что-то не то.

Старуха Горчакова недвижно лежала на постели, приоткрыв впалый рот. В ее горле клокотало, как в засорившейся трубе. Напротив нее, возле другой стены лежала Нина, не издавая ни звука. Светлые волосы слиплись в красную паклю. Под щекой блестело что-то вроде розоватого желе.

Нина сама была виновата. Едва войдя в комнату, она сказала: «Я придумала, Вера, я придумала! Нужно сказать Лёне, что я жива. Если у него есть возможность связаться с братом, он сообщит ему эту новость. Может быть, тогда Егор вернется?»

Она очень волновалась, ее бывшая подруга. Она прижимала руку к сердцу, как героиня плохого фильма, и даже грызла ногти, а Вера оцепенело смотрела на ее ухоженные пальцы с тонкими золотыми кольцами, по несколько штук на указательном и безымянном, и слова Нины никак не могли пробиться к ее сознанию, будто Вера перестала понимать русский язык. Каждое слово по отдельности еще имело смысл, но все вместе…

Нина продолжала говорить – о том, что не находит себе места, что она очень виновата перед Егором… Вера смотрела на нее – испуганную, но очень решительную, – и пыталась собрать из разрозненных слов общую идею.

– Ты хочешь вернуться? – медленно проговорила она.

– Вернуться? О чем ты?.. Нет, я просто встречусь с Леней и все ему объясню. Это маленький шанс, совсем ничтожный, но мы должны его использовать! Вера, поговори с ним, пожалуйста, подготовь его…

– Нет, – сказала Вера.

Это был окончательный отказ, и Нина сразу это поняла. Ее бывшая подруга всегда отличалась сообразительностью.

Она помолчала, озадаченно глядя на Веру.

– Ты не можешь вернуться. – Вере казалось, что она очень убедительна. – Это просто невозможно.

– Почему?

– Потому что Тамара была права! Ты все испортишь!

– Вера, я не понимаю… – Она казалась искренне расстроенной. – Что я испорчу?

Это была прежняя Нина: податливая, мягкая. Нина, которой мать сумела вбить в голову, что ей нужно принять предложение Юрия Забелина – он так сильно любит ее, они непременно будут счастливы… Нина, которую Вера сумела убедить, что такой женщине, как она, нельзя и близко подходить к детям.

У Веры ушло на это немало времени. Встреча за встречей. Год за годом. Капля за каплей.

«Ты никогда не любила Егора и Леню».

«Материнство не для тебя».

«Нормальная женщина никогда не бросит своих детей».

«Мальчикам нужна мать, которая будет о них заботиться. Ты на это не способна».

«Ты предала тех, кто тебя любил».

«Я думаю, ты по-настоящему больна».

«Ты принесла своей семье только горе».

Все это Нина безропотно проглатывала. Вера готовилась к каждой встрече, обдумывая ту фразу, которую подсадит ей в голову – точно споры грибов-кордицепсов, способных управлять муравьями. Вере этого не требовалось. Она лишь подстилала соломку на тот случай, если Нине когда-нибудь захочется вернуться из царства мертвых, куда они с Тамарой отправили ее волею своей – и выдуманного детского психолога.

Раз за разом Вера вколачивала ей нехитрую мысль: «Никогда не приближайся к сыновьям».

Это Верины мальчики. Она их присвоила, усыновила. И вышла замуж за Юру – в будущем. Осталось лишь дождаться.

– Что я испорчу? – повторила Нина.

– Ты всем испортишь жизнь! – отрезала Вера. – Достаточно того, что ты уже сотворила!

Эти фразы всегда работали. Когда человек переполнен таким огромным чувством вины, управлять им несложно. Вера виртуозно овладела этим искусством. Спасибо матери, у которой она смогла кое-чему научиться.

Но в этот раз с Ниной что-то произошло. Она не стушевалась, не отступила, как случалось прежде.

– Что бы я ни сделала, сейчас Егору нужна моя помощь! Вера, я не понимаю, что мы обсуждаем… Его с субботы не могут найти!

– Я сказала, не лезь к ним! Уходи!

Нина вскинула голову, и Вера увидела совсем другую женщину. Прежняя Нина не умела сердиться. А эта была в гневе.

– Я вернусь к своему сыну и попытаюсь ему помочь, – отчеканила она. – С тобой или без тебя.

Она пошла к двери, не обращая больше внимания на Веру, пытавшуюся что-то сказать. Нестерпимый свет вспыхнул в Вериной голове. Она кинулась к Нине, схватила ее и потащила к телевизору.

Когда свет начал меркнуть, Вера разглядела на ковре свою бывшую подругу. По экрану стекала кровь.

Вера посмотрела на испачканный «Горизонт», и у нее мелькнула раздраженная мысль: она делала уборку в конце прошлой недели, а уже снова пора браться за тряпку.

– От тебя одна грязь, – укоризненно сказала она, обращаясь к Нине.

В следующие три дня разговаривать с подругой вошло у нее в привычку.

Дело в том, что Нина не умерла.

Она выглядела мертвой, из нее нельзя было извлечь ни звука – совсем как из сломанного телевизора. Но маленькая голубая жилка на шее слабо подрагивала под Вериными пальцами.

Нина была жива.

В первый миг, осознав, что все-таки не стала убийцей, Вера чуть не разрыдалась от облегчения. Но по мере того как к ней возвращалась способность мыслить здраво, она начала понимать, что загнала себя в тупик.

Явиться с чистосердечным признанием? Ее отправят