Время жестоких чудес - Артем Лунин

Надо как-то уговорить ее мать и дядю, в такое время этот запрет попросту глуп…

– Не моги поддаваться! – сердилась Лина, наскакивая. Алек увертывался, смеялся:

– Ты машешь мечом, как ведьма помелом! И не прикусывай губу, ударят в подбородок, целоваться больно будет!

Лина завизжала возмущенно и сломя голову бросилась на Алека. Он шагнул вбок и повел девушку вкруг себя, как в танце, оба меча полетели в сторону. Алек смягчил ее падение своим телом и стукнулся затылком об утоптанную до крепости камня землю. Притворился, что потерял сознание.

– Эй, Алек! Алек!

Он ощутил на лице теплое дыхание… и в следующий момент из глаз посыпались искры, потому что девушка со всей дури залепила ему пощечину.

– Очухался? – встревоженно спросила Лина.

– У-у-у-ы-ы-ы… – только и мог проныть Алек…

Они стали ходить на посиделки вместе. Танцевали, играли в скорлупки, в бересту – сначала просто «на кукареканье», то есть проигравший должен был выполнить какое-нибудь глупое смешное условие, например, залезть на крышу и кукарекать, приветствуя восход.

Через несколько дней Алек осмелел с условиями и схлопотал вторую затрещину. Или даже четвертую, если считать те, что словил весной.

– Но ты все-таки проиграла! – подначивала Алия.

– Сама с ним целуйся! – Лина смотрела исподлобья. Вдруг поднялась на цыпочки и быстро поцеловала парня в щеку. Вокруг захлопали, заулюлюкали. Лина, красная как цветок ядовитого мирэ, бросилась вон, оставив Алека стоять столбом, держась за обожженную пощечиной и поцелуем щеку.

– Поди догони ее, – подсказал кто-то. Алек выскочил за дверь и в темноте налетел на Лину.

– Ты, кажется, сказал – в губы? – спросила она таким холодным тоном, что юноша застучал зубами, теплая летняя ночь показалась ледяными сумерками Холода. Он стоял, замерев, и слышал только грохот своего сердца. Или, может быть, ее?

– На, целуй. Ну, чего ты?.. – чуть хриплым голосом сказала девушка.

– Лина. – Он все-таки рискнул взять ее за плечи. – Если ты не хочешь… прости, я как с ума сошел… потому что ты мне очень… Ну прости дурака, пожалуйста, а?..

Она очень долго молчала, он чувствовал, как ее тело вздрагивало.

– Холодно… – наконец сказала Лина. И он осторожно обнял ее.

Они бродили, обнявшись, до самого утра.

– Хочешь, сходим искупаемся?

Кажется, я должен был это сказать, подумал Алек.

– Хочу, – ответил он. И ответ был бы другой.

Небольшая, но стремительная Палай несла свои воды к Мете. Люди купались близ старицы, где вода была теплая. Скоро по течению поплывут огненные медузы, гривы, как их здесь называют. Тогда малыши будут купаться только в специальных заводях, отгороженных шестами, под присмотром подростков. А сами подростки, да и некоторые взрослые тоже, выхваляясь удалью (дуростью, сказал бы старый Майнус), будут подплывать близко, нырять под рыжими смертоносными студнями… Понадобится немного боли, чтобы остудить горячие головы.

Хотя, возможно, в этом году купальщики будут осторожнее – благодаря печальному опыту Кристы и Алека.

Юноша потер ожоги, время от времени напоминающие о себе резкой болью, от которой сводило пальцы. Через полгода, сказали целители, боли ослабнут, года через три прекратятся совсем. Шрамы на всю жизнь, разве что специально иссечь бугристые белые полоски.

– Помоги…

Алек отвлекся от созерцания собственных пальцев, Лина стояла к нему спиной, потянула завязки рубахи.

Молодой вой скрипнул зубами. Эти обычаи Фременов… Еретики, истинно Еретики! От мысли о том, что все мужчины рядом видят то же, что и он, мутился рассудок.

Лина забрела неглубоко, обернулась. Алек едва не обратился в бегство.

– Ну, чего ты?.. – вчерашними ночными словами, вчерашним голосом спросила она. Алек разделся медленно и в пене брызг вбежал в воду.

Они плавали наперегонки, потом долго лежали на мелководье. Вокруг резвились малыши. Взрослые и подростки купались на стремнине. Летнее солнце жгло.

– Убивать… страшно?

– Очень…

Из-за какой-то глупой юношеской фанаберии он чуть было не ляпнул, что убивать очень легко, но в вероятностях будущего возникла Гранджи-Фалат, максимальная вероятность максимально негативного развития ситуации. Он лишился дара речи, разглядывая лежащий перед ним путь, и забыл, что хотел сказать. Великая Ошибка распалась, исчезнув из веера вероятностей.

Что это было? Неужели одно слово, сказанное или несказанное, может так изменить жизнь?

– Я рада…

– Что? – Он пошарил в пустоте и вернул себя в настоящее.

– Рада… что тебе страшно убивать.

Опять странное, мгновенное в реальности и вечное в Живе ощущение. Опять они слишком долго смотрят друг другу в глаза.

– Потому что иначе я бы не смогла…

Не договорив, Лина вдруг вскочила, разбросав радужные вееры брызг, прыгнула в глубину. Белое тело ушло в темную воду. Она была удивительно похожа на свой рисунок в Живе, светлая, невесомо скользящая в ореоле отблесков на дне.

Не смогла бы – что?

Криста сказала…

Он мотнул головой, выбрасывая из нее посторонние мысли. Какая разница, что сказала Криста?

Она сказала…

Алек почувствовал, что стоит перед выбором, который определит всю его дальнейшую жизнь. Но эта мысль мелькнула и пропала, как видение ангела в солнечном потоке.

Желание…

Решение…

Действие…

Они шли назад в деревню молча. Стрекотали кузнечики, в сыром доле из-под ног прыгали изумрудные жабки, солнечные лучи косо падали через дырчатую сень листвы.

– Красиво здесь…

– Да. Красивая…

Они молчали. Слова были ненужными и пустыми. И Алек взял Лину за руку и увлек в лес, а может быть, это она подала руку и последовала за ним. И там, в лесу, им встретилась поляна, похожая на сказочное видение. Первый поцелуй был неумелым, неуверенным, за ним последовал второй, одежда повисла на ветвях. Еще влажные волосы хлынули на траву, спутались, темно-русые и седые. И были слова, те самые, бессмысленные и ненужные, и были действия, и чудеса происходили сами собой.

Жизнь шла своим чередом.

Они никому не говорили о том, что случилось. Они не разговаривали о будущем. Им было просто хорошо вместе.

Все происходило случайно. Иногда Лина приходила к нему на сеновал. Иногда Алек вел ее в дебри леса или на зеленые луга. Они изучили все укромные местечки городка, где можно было укрыться. Они проводили вместе дни, ночами гуляли под луной и молчали. Говорить им было не обязательно.