Время жестоких чудес - Артем Лунин

– Ну как, возьмешься? – поинтересовался Алек. Его сотоварищ, светловолосый здоровяк, сунул меч под мышку и, корча рожи, стал ощупывать синяки на руках.

– Уже взялась. Тебе, Влад, лучше секирой. – Она смахнула капли пота, отсалютовала мечом. – Завтра утром, с восходом.

– Вики… давай пройдемся вместе… – вдруг сказал Влад. И запунцовел, как брусок металла в горне. Девушка изумленно посмотрела на него. Промедлила и кивнула.

Дэн смотрел им вслед. Его шатало от усталости, отчаянно ныла рука.

– Она меня загоняла, – невнятно пробормотал он, сплевывая пыль.

– Она тебя пожалела. – Алек улыбался криво. – Пошли, я помираю с голоду. Джо!

Дэн потрогал шрам через рукав. Как странно – они трое теперь настоящие побратимы, кровные братья, а он совсем не знает Джо и иногда не узнает Алека. Друг здорово изменился.

Они шли в деревню молча, Джо скоро догнал, пошел рядом, шипя сквозь зубы и вполголоса высказывая свое мнение об учительском таланте Вики.

– Скорей бы вернулся старик, – сказал он.

Майнус остался в Белокамье, Алеку не хватало его уроков. Сэра была с ним, Лине наверняка одиноко без матери.

Вечерять сели у дальних родственников Дима. Три хозяйские дочки, мал мала меньше, жались к стене, со страхом и любопытством поглядывая на гостей, почему-то чаще всего на Алека. Вспомнив слова Гнома, он попробовал улыбнуться им. Девочки попрятались под шкурами, потом старшая вынырнула из меха и улыбнулась щербатым ртом.

Алек вполуха слушал разговоры и прикидывал, как бы незаметно убраться, когда в избу заглянула Криста и забрала его и всех молодых.

Дом был огромным, специально сделанным для посиделок. Несмотря на это, народу было не повернуться. Лина взяла его за руку, Алека как молнией ударило. До глубокой ночи они веселились, танцевали, играли в загадки, в карды, в волчки. Вспыхнуло несколько потасовок и одна серьезная драка. В последний раз Алек, не мудрствуя лукаво, сцапал Узором полный жбан воды и выплеснул на драчунов. Больше драк не было.

Друзья держались вместе. Когда молодежь утомилась и большая часть разошлась, Алек попросил Кати зашептать ему мозоли и устроился спать прямо здесь, завернувшись в чью-то доху.

Проснулся он от ощущения знакомого взгляда и непонятного неудобства в постели. Потянулся, зевнул, продрал глаза. Локоть угодил в мокрое.

– По-моему, ты вчера слишком много выпил, – задумчиво сказала Лина. И захихикала.

– Я вчера вообще не пил… Проводник и все твари его!..

Алек выругался, вскочил. Вокруг нарастал даже не смех, а ржание целого табуна лошадей, Алек чувствовал, как его уши запылали. Он хотел бежать прочь, что-то странное было в ощущении мыслей Лины.

Алек нагнулся над своей лежанкой. В луже плавали листочки. Алек принюхался, потом окунул кончики пальцев в лужу и попробовал на язык. Кажется, Гном сказал, что его уважают. Ну, если они так высказывают уважение…

– Чернолистник. – Он выплюнул попавшую на язык травинку. – Ох, если я узнаю, кто у нас так шутить горазд…

Лина моргнула, отвела взгляд.

– Полесовские весельчаки всех так встречают, – нарочито беспечно сказала она. – Пойди переодень штаны…

Утро выдалось туманным, благословляя хмарь, Алек кружными путями добрался к дому родичей приемной матери, переоделся. Опоясался боевым ремнем – с большой железной пряжкой, шитым костью и власом, приладил кобуру с железным громобоем, который пожаловал ему Проди, проверил рожок с порохом и мешочек с пулями. В имперской Школе Алеку не приходилось стрелять из громобоев, став войем, пришлось обучиться. Нехитрая премудрость – прицелиться, создать огонь внутри железной трубки, и вспыхнувший порох мечет железную горошину.

Громобой отбрасывал в Живу темную тень. Из этого оружия можно стрелять прицельно только на небольших расстояниях, но выстрел из него почти безусловен, то есть наверняка приведет к ранению или смерти. От стрелы даже с близкого расстояния можно уклониться или поймать. Пока не сложены легенды о войе, поймавшем «зернь смерти». Уклониться, правда, можно…

Каждый знал свое место на стенах. Полесье было готово и к обороне, и к отступлению. Большой Круг до сих пор не решил, что будут делать воличи.

Несколько удачно проведенных налетов поставили точку в спорах, могут ли обороняться воличи от закаленной в боях армии белых. Но если Карриона бросит сюда большие силы, остается только удирать. Воличам придется несладко.

Отгоняя тревожные мысли, Алек шел тропой к заводи. Все просто. Думать – не моя забота. Я буду стараться изо всех сил, чтобы вот этим мальчишкам и девчонкам, чьи веселые голоса слышатся на реке, жилось лучше, чем мне.

Он по широкой дуге обогнул голоса и нашел себе тихую заводь. Все-таки некоторые обычаи воличей…

Купание подняло настроение. Алек невольно вспомнил Лину, какой она была в ручье. Он улыбнулся…

Раздался отчаянный крик.

Алек огляделся и увидел, что кто-то недалеко испытывает страшную боль. За кустами встревоженно переговаривались купальщики. Снова раздался пронзительный девичий крик.

– Грива!

Слово ничего не сказало Алеку, но Жива принесла эхо чужой боли, словно левую руку до локтя сунул в кипяток, нет, в кипящее масло. Бедро тоже полоснуло огнем.

Он побежал на эхо боли. Люди выскакивали на сушу, бежали голышом, но у каждого второго в руке был нож. А у каждого первого – меч.

Алек понял, что тоже сжимает рукоять сабера, хотя не помнил, когда меч оказался в руке. Все смотрели в одну сторону, юноша прикрыл рукой глаза от солнца…

По течению простирались длинные спутанные пряди разноцветных волос, словно под водой близко плыли две девушки. Алек заморгал, помотал головой, он видел свет лишь одного человека, пылающий ослепительной болью.

Вынесло на перекат…

Молодой вой увидел, и его седые волосы зашевелились на затылке.

Девушка ударилась о камень и пенные бурунчики скрыли нагое тело, мелькнула белая рука, оплетенная рыжиной. Течение дернуло огромную огненную медузу, но не смогло оторвать от жертвы, все больше смертоносных нитей касались ее.

Те, кого надо защищать…

Алек отбросил меч, сиганул с обрыва и только в воздухе подумал, что прыгать в перекат – не самая удачная идея. Он ударился о камни, перед глазами завертелись десятки огненных медуз. Скользя и раня руки и ноги по камням, он добрался до медузы и ее жертвы. Не думая, погрузил руки в сплетение красных волос…

Боль была такая, что он чуть не потерял сознание. Оглох от вопля, это ж какую боль надо причинить человеку, чтобы он так орал? Только когда в легких кончился воздух, а в горле что-то порвалось, Алек понял, что кричит он сам.

Яд медузы убивает за сто ударов сердца…

Ты!.. Тварь!..