До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

матери: когда набегался по дворам, а затем и всему району в поисках убийцы, судмедэксперты уже завершили осмотр и перенесли мать в машину – а в морге и на похоронах Андрей, помявшись, поцеловал холодный серый лоб и отошел в сторону, гадая: воющая пустота в груди – это начало инфаркта или, наоборот, признак бессердечия или там бездушия. Он не плакал над телом сестры: остановил экспертов, собравшихся уже извлечь ее из ванны, постоял, разглядывая избитое вздутое лицо, съехавший костюм, мясные пятна вместо ногтей и колготки, брызнувшие стрелками вверх и вниз от изодранных полных коленей, потом убрал налипшие на щеку волосы и вышел – и в морг не спускался, а дату похорон можно было назначить только после завершения всех экспертиз. Андрей на правах единственного родственника разрешил не торопиться.

В последний раз он плакал даже не на похоронах отца, которых толком и не запомнил, а в девяносто восьмом году, когда рухнул рубль, и выяснилось, что почти накопленных на домашний компьютер с интернетом денег теперь хватает только на монитор.

Вечер и полночи первого дня зимы он провел, пытаясь закошмарить бывших и настоящих бандосов и потихоньку свирепея от того, что они не закошмаривались, а наоборот, смотрели с явным сочувствием и жалостью. Еще сильнее он свирепел от необходимости постоянно сбрасывать звонки Светки, Руслана и сукера Федутова, но отключить телефон не мог, потому что очень ждал важного звонка или сообщения, какого-то, любого, от кого угодно, кроме Светки, Руслана и сукера Федутова, которые уж точно не могли дать наводку, прояснить картину и подсказать, где искать.

Он приехал домой в районе трех ночи, почти убитый усталостью, голодом и раздражением, сунул оставленный Светкой ужин в микроволновку, включил чайник и вырубился на диванчике кухонного уголка.

В половине седьмого сработал будильник в телефоне, Андрей подскочил, едва не рассадив макушку о висящий над ним шкафчик и путаясь в одеяле – очевидно, Светка поднялась средь ночи, нашла мужа на кухне и укрыла, повинуясь супружеской программе, которая сильнее эмоций.

Андрей ткнул кнопку микроволновки, но ждать, пока та звякнет, терпежу не было, поэтому он извлек рагу с гречкой, едва вернулся из туалета, и быстро поел, изучая список звонков и сообщений. Новых не было.

Андрей, поморщившись, открыл мессенджер, пометил как прочитанные Светкины вопросы и возмущенные эмодзи, удалил, не глядя, переписку с Федутовым, ругнулся, изучив упавшую, оказывается, после полуночи реплику Матвиевского «Пока по нулям, возвращаемся, с утра продолжим», открыл, заранее досадуя, переписку с Русланом – и застыл, уставившись на последнюю строку: «Вроде нашел. Срочно давай всех на Урицкого 27 кв 44, я там».

Сообщение было отправлено в 22:52. Последний звонок от Руслана был в 23:01, седьмой или восьмой за вечер, на все Андрей не ответил. Теперь мессенджер уведомлял, что Руслан не в сети, но Андрей всё равно вызвал его раз и другой, надеясь, что равнодушный робот все-таки пропустит звонок. Уже поспешно обуваясь, он наговорил Руслану короткое послание в голосовую почту и выскочил из квартиры, обрубив всполошенное Светкино: «Андрей, ну куда ты опять, дай хоть!..»

Пробки только начинали образовываться, до Урицкого он добрался за пятнадцать минут, успев по пути вызвать дежурную бригаду, поставить на уши техотдел, разбудить Матвиевского, велев ему немедленно мчаться домой к Руслану – они жили в соседних кварталах и держали при себе запасные комплекты ключей: Матвиевский, отправляясь всем семейством отдыхать, оставлял кошку Руслану.

Халку и Федутову он, поколебавшись, пока звонить не стал, хотя и понимал, что этим подставляется под огромные неприятности. Насрать на неприятности – лишь бы Руслан нашелся живым, здоровым, пусть даже слегка сконфуженным. Запросто ведь такое могло быть: придумал себе версию, возбудился, помчался проверять, обнаружил, что лажа, попробовал доложить об этом, махнул рукой и удалился горевать. Сейчас Матвиевский позвонит злой и виноватый и скажет, что дружок его бесценный дрыхнет, укушавшись на ночь водяры или нефильтрованного.

Руслан почти не пил. Руслан всегда отчитывался вовремя. Руслан никогда не отключал телефон.

Андрей гнал эти знания от себя – как и мысль о том, что Руслан вчера нашел того, кого искал, но сообщить об этом не смог. Удивительно, как легко оказалось проклясть желание, которое вроде бы стало для тебя главным.

Матвиевский позвонил, когда Андрей третий раз жал древнюю кнопку на косяке 44-й квартиры, быстро, но аккуратно поднявшись по лестнице третьего подъезда, скудно подсвеченного сквозь грязные о́кна: он старался ступать ближе к стене, чтобы не затоптать центральную, прохожую часть ступеней. Нет Руслана дома и, похоже, не ночевал, сказал Матвиевский.

– Звони МЧС дверь вскрывать, и сам мухой сюда, – сказал Андрей, пробуя дверь рукой в перчатке. – Урицкого, 27, дверь здоровенная, на трех петлях, сталь как бы не тройка, замок вроде древний, реечный.

– Так его морковкой открыть можно, – сообщил Матвиевский, задыхаясь, похоже, на бегу. – Рыбаков справится.

– Всех вызывай, – отрезал Андрей и нажал отбой.

Он позвонил в соседние двери, прислушался и поежился. В подъезде стояла стылая тишина, только где-то вдали – может, во дворе или на дальнем конце крыши, – орал кот.

Дежурная бригада подъехала через пять минут. Старлей Садиков, присмотревшись к замку, сказал, что может попробовать вскрыть сам.

– Давай, – сказал Андрей и, покусывая губу, с минуту наблюдал, как тот орудует парой отверток, поднесенных водителем.

– Обычно еще внутренний… скорее всего… задвижка… – пробормотал Садиков, навалившись на дверь, выдохнул и потянул грубо приваренную ручку.

Дверь мягко подалась, открывая щель.

– Не заперли, – шепнул Садиков.

Андрей отстранил его и, выдернув пистолет, открыл дверь пошире, сощурился от хлынувшего навстречу химического запаха, приподнял шарф, шагнул в прихожую – и замер, покачнувшись.

– Андрей Викторович, входим? – спросил Садиков.

– Сейчас, – пробормотал Андрей. – Сейчас.

Он включил фонарик в телефоне, оттягивая момент, заглянул в кухню и туалет, задержав подсветку на заполненной барахлом ванне, из которой и шел острый хлорный смрад, подышал через шарф и, решившись, поднырнул под натянутый провод, перечеркивавший дверной проем в комнату на уровне груди, мазнул лучом по стенам, повернулся – и перестал дышать.

Руслан висел посреди комнаты, подогнув колени. Лицо у него было почти неузнаваемым, черным и раздутым. От шеи в противоположные углы комнаты шел толстый шнур или провод. Шнур был то ли привязан, то ли надет петлями или рукоятками на вбитые в стену толстые крюки.

– Андрей Викторович, ну что там? – спросил Садиков.

Над телом Руслана Андрей тоже не заплакал. Он завыл, как пес, длинно и безнадежно, и сел на пол – подальше от тела, от провода и от двери, чтобы не повредить хотя бы следам убийцы.

Часть девятая. Люди должны