До февраля - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

пятнадцать, младшему десять, а зарплата двадцать тысяч. В карты он сыграть сходил, традиция у них с друзьями такая! А мне теперь куда с такой математикой?

Она сухо всхлипнула и решительно зашагала к выходу с кладбища, чуть не налетев на элегантную даму лет пятидесяти. Обе поспешно извинились, и дама нерешительно спросила:

– Вы не знаете, случайно, участок 12-144 где можно найти?

Евдокия Олеговна махнула рукой в ту сторону, с которой пришла, и зашагала прочь, не слушая пояснений о том, каким потрясением для элегантной дамы стало известие о кончине любимого университетского преподавателя.

Когда разъяренная тетка выскочила из ворот и понеслась прямо к паркингу, Юля вздрогнула и мягко захлопнула открытую было пассажирскую дверь каршеринговой «Kia».

Тетка пронеслась мимо, к остановке маршрутки.

Юля сняла перчатки и снова надела их.

– Поедем, может? – спросил Илья.

– Погоди немножко, – попросила Юля.

– Всё равно не выйдешь. Юль, мы третий раз приезжаем. Ты на похоронах была, ты поминки провела, девять дней мы с тобой отметили. Что не так-то?

– Всё не так, робяты, – пробормотала Юля, снова стаскивая перчатки, и смахнула, не читая, анонс сообщения с экрана зажужжавшего телефона. – Ей-то что надо?

– Кто там? – спросил Илья.

Юля промолчала.

– Юль. Это так себе политика – молчать и…

– Аня это. Не знаю, чего хочет.

– Так ответь, узнаешь.

– Потом, – сказала Юля. – Илья, не дави, ладно?

– Я давлю? – изумился Илья, махнул рукой и тоже достал телефон, чтобы углубиться в ленту.

Лента дернулась еще раз, но больше обновлений так и не было.

– Я же говорил, морозовские это всё творили, – сказал Мишаков. – Докопались до них все-таки, ишь. И двадцати лет не прошло.

– Может, и твое дело пересмотрят, – предположила Таня, садясь рядом и обнимая его мягкой рукой.

– Ой нафиг, – сказал он, пристраивая голову ей на плечо. – Себе дороже. Они не умеют пересматривать так, чтобы косяк свой признать. Одно пересмотрят, а пять новых повесят, чисто чтобы компенсацию не затребовал. Сиди смирно – может, отсидишься и не сядешь.

– Ты так и будешь там сидеть? – нетерпеливо спросила Ольга.

– Ну сейчас, – еле слышно пробурчал Арсений издалека.

Опять, что ли, какие-то сокровища из дальних углов выковыривает. Вот ведь пристрастие у ребенка к тайным укрытиям. Безобидное, конечно, к тому же, чего скрывать, наследственное, так что и пускай бы – но только не сейчас.

– Арсений, если мы из-за тебя опоздаем на автобус, сегодня уже никуда не поедем. Останемся здесь, и будешь еще день без этой своей… плойки.

– Так ты сама сидишь, пялишься в телефон! – заорал Арсений, выныривая из-за перегородки.

Она правда пялилась и не могла оторваться – с того вечера, как полицейский Андрей написал ей, что Радмир мертв. Подробности он сообщить отказался, пообещал, что всё, что можно, появится в телеграм-канале «Жить и умереть в Сарасовске».

Теперь она десять раз на дню проверяла, что можно – вообще и конкретно ей.

И лишь сегодня уверилась, что можно возвращаться. И можно проверить тайник, в который она переложила, очень быстро и не считая, деньги из тайника Радмира. Ольга побоялась взять из него хотя бы долларовую бумажку и тем более никогда не рискнула бы приблизиться к этому тайнику, пока Радмир жив. Так уж он ее воспитал, получается.

Они нечасто говорили на сколь-нибудь продолжительные, тем более отвлеченные темы, поэтому тот раз Ольга запомнила накрепко. Тогда Радмир сказал:

– Семью надо воспитывать. Вос-питать – это же вос-кормить. Кормить, чтобы росли полезными. Человек вос-питывает пшеницу, яблоки и коров. Сильный человек вос-питывает людей.

Вот тогда Ольга и начала готовиться к побегу. И тогда решила перепрятать содержимое его тайника в свой.

Теперь можно было возвращаться – в город. К жизни. Домой.

К деньгам.

Ведь в телеграм-канале ничего про деньги не было. Значит, теперь они ничьи. Получается, Ольгины.

Когда Ольга вставила ключ, Арсений сказал «Щас», метнулся в избу и почти сразу вернулся.

– Что забыл опять? – проворчала Ольга, защелкивая упрямый замок в последний раз.

Арсений схватил чемодан и рванул к остановке. Каждые полминуты он останавливался, чтобы, пританцовывая от нетерпения, полюбоваться приближающейся Ольгой и удаляющейся избой.

Хороший мальчик, подумала Ольга умиленно, воспитанный. Не бросает маму, стремится вперед, оглядывается на пережитое.

– Мам, а дядя Радмир вернется? – спросил Арсений.

– Я тебе сколько говорила, не вздумай его упоминать! – рявкнула Ольга, мгновенно разозлившись.

Арсений насупился, но вскоре снова заулыбался, поглядывая на избу.

Очень хороший мальчик, уверилась Ольга.

Сама она не оглядывалась, поэтому так и не увидела дымков, всё откровеннее выползающих из окон и щелей чердака. А и увидела бы – не расстроилась.

Глупо переживать о древней избе, когда под снос идет целая улица.

Да и кого волнует далекий чужой дом.