Последняя битва - Александр Тестов

– Громче!

– Он глухой!

– Ха-ха-ха…

А девицы, задорно смеясь, образовали широкий хоровод и с песнями двинулись посолонь. Князя обуяло любопытство, и он двинулся к хороводу. Оказалось, что сугроб сверху срыт и привален валежником. Среди веток проступало массивное бурое тело.

– А ну, девки, кто смелый? – крикнул один из парней. – Сигай в берлогу!

– Э-ге-гей, – с присвистом поддержала затею повещалка.

Отчаянная нашлась быстро. Дородная деваха, подобрав полы шубки, стала забираться на сугроб.

– Ай да девка! – ухмыльнулся князь. – Если в берлоге и впрямь медведь – ему карачун.

– Убьет, – хихикнул Удал.

– Берем в дружину! – утерев бороду, крякнул воевода.

Меж тем отважная девица взобралась наверх и, недолго думая, свалилась на валежник. Послышал хруст ломающихся веток и дикий рык медведя. Сугроб пришел в движение – началась борьба. Через несколько секунд деваха вылетела из берлоги, и народ весело ахнул. В руках у нее был приличный клок шерсти.

– Ну, что я говорил? – смеясь в голос, изрек князь. – Она его голыми руками…

– Молодец, Велуша! – захлопали в ладоши подружки!

– Беги, девка! – повещалка вскинула ухват.

Огромный шерстяной комок вылетел наружу и покатился по снегу. Затем медведь с трудом поднялся и стал затравленно озираться по сторонам.

– Не отдам, не отдам!

Велуша дразнила зверя вырванным клочком. Медведь кинулся за обидчицей.

– Беги, Велуша!

– Живее!

– Ой!

Но она не шибко извивалась – лесной господин нагнал девушку и крепко схватил. Медведь ревел, Велуша верещала. Они катались по снегу, молотя друг друга по бокам. Наконец, бурый совладал с могучей охотницей и, уложив ее лицом в снег, оседлал. Народ ахнул и затаил дыхание. И вдруг ряженный соскочил с Велуши и помог ей подняться.

– Ай, девка, молодец! Разбудила меня!

– Пойдем, косолапый, попробуешь блинов! – громко предложила повещалка.

Как по команде народ устремился к столам. Когда к столам подошел Вадим, люди расступились, давая место, но особо не смутились от присутствия князя. И он был этому только рад.

Незаметно солнце остыло и склонилось к горизонту. Но с наступлением сумерек веселье лишь разгорелось. Костров прибавилось, появились и факелы. Парни похватали из толпы девок – и айда сигать через костры.

– Гори-гори ясно…

– Ясно, – изрек князь и, узрев симпатичную румяную большегру… большеглазую девушку, кинулся к ней.

Он поспел как раз вовремя, ибо сразу двое парней нацелились на эту королеву красоты. Вадим первый схватил ее за руку.

– Ой, – пискнула она, но упираться не стала.

Вадим прижал девушку к себе и страстно поцеловал в губы, тем самым обозначив свои права. Эх, понеслась…

Затем они прыгали через костры, водили со всеми хороводы, пили брагу, ели блины с сиговой икрой, пели песни и под конец далеко за полночь угомонились в княжеской опочивальне…

* * *

Расслабление длилось недолго. Вскорости прибыл гонец от новгородского князя и передал слова Гостомысла. Что, дескать, он сбирает и посылает под крепкой охраной дочь свою, Умилу, в град Вадимов. И что в травень[102]месяц, как и было условлено, он отправит княжну навстречу жениху. Однако Гостомысл просит свадьбу отложить, ибо сам желает принять участие в торжестве. Это может устроиться после взятия варяжского борга, к коему и должны приступить союзники в конце травня месяца. И ежели князь руссов на том стоит, то пусть через гонца шлет свое слово.

– Вот оно как, – проговорил Вадим, когда гонца проводили за дверь.

– В травень, княже… – начал было воевода, но князь перебил его.

– Ишь, хитрый лис! – Вадим откинулся на спинку кресла. – Что удумал, а? Надёжу[103]хочет. Это, стало быть, он нам невесту шлет, а со свадьбой погодить просит. Так-так… В заложники Умилу отдает… коли мы совладаем с ярлом варяжским, тут и пир горой, а ежели нет, то Гостомысл и назад сдаст.

– Не посмеет, – подал голос Останец, тоже присутствующий на приеме гонца, по праву ближнего человека, ровно, как и Марун и Надей. Но те пока молчали, нахмурив брови. Не было в думной только братьев Олафссонов, которые постоянно пропадали на Свири, по заданию княжескому возводя борг и верфь.

– Не посмеет, – повторил Останец, – слово княжеское крепко!

– Ой ли… – хмыкнул Марун, – сколько пакостей было от новгородцев…

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – заметил Надей.

– Ага… – Вадим сложил руки на груди, – а кто старое забудет, то два…

– Если верить князю новгородскому, то крепкую рать он сбирает, – решительно молвил Бряг. – Вон и кривичи в этот раз сбираются…

– Ладно, – князь поднял руки, пресекая дальнейшие препирательства, – выход невелик. Слово дадено. И его, и мое. Посему… Посему готовь, воевода, дружину. Шли гонцов к чудинам нашим, будем сбираться. Пойдем до друга моего в Каргийоки, а там встретим Умилу и двинем на варягов.

Руссы облегченно вздохнули, мол, решение принято, будем действовать.

– Надо поторопить Карла со Свеном. Времени мало, а нам бы еще пару ладей не помешало заиметь.

– Верно, княже, – поддержал воевода. – Только все едино нам на ладьях всем не уйти.

– Это ничего. Основную рать ты берегом поведешь. А ладьи нужны, опять харчи везти и все такое… Вот вам мое слово. Останец и Надей при тебе, воевода, останутся в пособу, а Маруна отправим к Олафссонам.

Марун молча кивнул.

– Вот только…

– Ну что, Бряг, договаривай, – князь заметил заминку воеводы.

– Княже, снегу много… воды много будет. Пешая рать по берегу не пройдет. Не лучше ли червеня[104]обождать?

– Дело говорит воевода, княже. Коли берега зальет, то ходу не будет, – согласился Надей.

– Хм… – Вадим призадумался. – Будь по-вашему. Порешим – червеня дождаться и сухости. Да. И кликнете мне Удала.

Через минуту на позыв явился тиун, поклонился.

– Так, Удал, сбирай всех, кто не у дел и отправляй на Свирь. Все, что есть, доски на лесопилке, грузи на сани – и туда же. А работу лесопилки усилить… как хочешь, а нужны еще доски, и сухие! Если еще что… вон, Марун подскажет. Все, зовите гонца для ответного слова!

Все, что было до этого мига,