Щепотка пороха на горсть земли - Дарья Андреевна Кузнецова

Делал Ийнгджи не страшное, а странное: аккуратно выводил на груди жертвы непонятный узор. Кисточка скользила по коже неприятно-щекотно, отчего та слегка зудела, но больше никаких неприятных ощущений не было. Ну а в рисунке Косоруков тем более ничего не понял.

Старик тем временем окончательно впал в транс — монотонно, на одной ноте что-то бормотал, потеряв связь с действительностью и ни на что не обращая внимания. Дмитрий старался наблюдать еще и за ним, но почему-то это было очень неприятно. С ним как будто ничего не происходило, но при взгляде на него волосы на затылке вставали дыбом.

Хотя интонации старика не менялись, напряжение сгущалось в воздухе, словно все сильнее натягивалась невидимая струна. И пугало не это, пугала неизбежность взрыва, за которым последует… что-то. Ради чего все это затевалось.

— Ты можешь объяснить, что вы все-таки собираетесь сделать? И почему "хороший хозяин" получится именно из меня? Ты упомянул об этом первым, как только меня увидел. Почему?

— Твоя ойлорги фаянга, — заговорил младший шаман уже другим, серьезным и спокойным тоном. Рука его двигалась легко и уверенно, этот рисунок чжур явно прекрасно знал. — Ты же был, как вы, белые, это называете, чародеем, верно?

— Был, — ответил Дмитрий, хмурясь и пытаясь вспомнить рассказ Анны. Про которую из душ сейчас говорил желтокожий?..

— Но дар выгорел. Ойлорги фаянга есть, но… как сказать? Изувеченная. Это выглядит грустно. Как один из ваших домов после пожара. Знаешь, когда остается каменное основание, вроде бы крепкое, но выше — ничего. Сажа и воспоминания. Вот и здесь так. Иной с таким и не выживет, а ты сильный. Унэнги фаянга — яркая, живая, она и держит все на себе. Чарги фаянга тоже сильная: ты не лежишь пластом, двигаешься. Стремишься. Чарги фаянга — движущая сила, так точнее всего на вашем языке. Но без внешней души, без ойлорги фаянга она слабее, словно припорошена пылью. Так мы видим. Вы, белые, этого видеть не умеете, но ты не мог не почувствовать. Когда не стало твоего дара, было трудно заставить себя делать простейшие вещи. Мог лежать часами на одном месте и не шевелиться, даже ел через силу. Со временем стало легче, потому что ты сильный, и чарги фаянга подстроилась. Как бы сказать? Научилась выполнять некоторые из тех важных задач, которые принадлежат ойлорги фаянге.

Говорил Ийнгджи уверенно, размеренно и спокойно, и лекция эта не мешала ему столь же невозмутимо продолжать наносить свои узоры. А Дмитрий слушал, и сохранять скептицизм с каждым словом было все труднее. Можно было предположить, что когда-то чжур уже имел дело с другим лишенцем, или не он сам, а просто знал симптомы — Косоруков был не первым и не последним, кого постигла эта участь, и у всех это проходило примерно одинаково. Кто-то умирал, кто-то — справлялся и выкарабкивался.

Но слишком уж складно шаманский взгляд на мир и вот эти особенности человеческой души отвечали его собственным недавним мыслям. Как он сказал, движущая сила? Ее стало не хватать?.. Вот уж точно.

Так может, все это — не шарлатанство, а просто что-то, что наука пока не может понять и объяснить? Про Х-лучи сотню лет назад тоже слыхом не слыхивали, и никто бы не поверил…

Но это ладно, правы шаманы или нет — ничего не меняло. Он не ученый, и больше не волшебник, и в это не полезет. Гораздо важнее другое: если у них действительно есть какая-то сила, то как это скажется на нем лично?..

— Ты собираешься вернуть мне дар? — Дмитрий очень постарался не подпустить в голос надежды, ограничившись сомнением и насмешкой. Ведь если официальная наука, которая отрицает шаманизм…

— Нельзя вернуть то, что умерло, — спокойно разбил робкую надежду шаман. — Но можно заполнить пустоту чем-то новым.

— А если бы у меня все в порядке было бы с этой фаянгой, хозяина бы из меня не вышло? Независимо от выбора Анны?

— Вы, белые, почему-то очень любите думать о том, что невозможно, потому что не случилось и уже не случится никогда, — усмехнулся Ийнгджи. — Даже название специальное для этого придумали: сослагательное наклонение, — проговорил он с расстановкой, едва ли не по слогам. — Нет никакого "бы". А из тебя выйдет хороший хозяин. Глаза закрой, попадет — щипать будет. — С узором на груди шаман закончил и теперь подвинулся, чтобы продолжить с лицом, даже кисть взял поменьше.

Дмитрий вздохнул — и обреченно закрыл глаза. Он окончательно осознал безвыходность собственного положения, успокоился тем, что его как минимум не собираются убивать, а в нынешнем бессильном и беззащитном положении это дорогого стоило.

— И чем именно вы собираетесь заполнять пустоту? Я человеком-то хоть останусь?

— Анна — человек? — вместо ответа спросил Ийнгджи. — Можешь открывать глаза, если хочешь.

— Конечно, человек, — без раздумий ответил Дмитрий и, хмурясь, уставился на шамана. — Или нет?.. — предположил он при виде насмешливой гримасы чжура.

— А что такое "человек"? — еще больше развеселился желтокожий. — Помню, в вашей школе нам рассказывали смешную историю, как там было?.. Человек — это двуногое животное без перьев. Не бойся, белый. Перьев у тебя не появится, и все, что было, останется при тебе.

Закончив с рисованием, Ийнгджи пробормотав что-то неодобрительное, снял с жертвы желудь на веревочке, подаренный ведьмой, и крест на цепочке. После чего взял по-прежнему чадящий веник, хотя тому давно пора было потухнуть, и принялся размахивать им над охотником, разгоняя дым. Дмитрий закашлялся от резкого запаха, но шаман не обратил на это внимание.

— Приготовься, — проговорил Ийнгджи, напряженно поглядывая на старшего чжура. — Сначала будет больно. Потом — очень больно. Но это пройдет.

— И как я должен готовиться? — мрачно спросил Дмитрий. Сквозь густой дым, который почему-то не рассеивался, а словно тек по коже, лицо Ийнгджи казалось чуждым, нечеловеческим. Тонкая восковая маска, едва заметно светящаяся, и, если бы сейчас была ночь, это было бы отлично видно.

— Попробуй расслабиться и не сопротивляйся. И я не шучу, — полушепотом ответил он, уже вовсе не отводя взгляда от старого шамана.

Вдруг он отшатнулся назад и пропал за стеной уплотнившегося, густого тумана, в котором остался только Дмитрий — и старый шаман.