Город на Стиксе - Наталья Земскова

— То есть убийством известных людей Город решает некую собственную проблему?

— Вот именно, проблему. Собственную. Точнее, несколько проблем. Я совершенно согласен со Скарабеевым в том, что город для своей истории, ну, скажем так, привлекает особых людей.

— Да, Сахарова, Гейденрейх, мы говорили…

— Фомин, Бернаро, Водонеев и Арефьев — все приезжие. «Особенные» люди. Их тоже привлекли сюда, помогли развиться. Эта история с Кафедральным собором. Рыцари действительно подключились к силе данного места и, что хуже, к хтоническим силам.

— Каким? — поперхнулся Дуняшин.

— Хтонические силы. Хтон — от греческого «земля». Боги и энергии, которые так или иначе были связаны с производительными силами земли или с подземным миром. Дочеловеческое, нечеловеческое начало. Мир земных разломов, чащоб, мир глубин. Может быть, деревянные идолы. Но не это определило трагичный исход.

— Тогда что же?

— Думаю, рыцари более выгодны Городу в качестве мифов, нежели живых людей.

— Как это?

— Очень просто. Молодые города вроде нашего нуждаются в мифах, легендах, героях. То есть в мифологической ауре. Чтобы жить, развиваться и крепнуть.

— Триста лет — какой же он молодой! Как Санкт-Петербург, между прочим.

Профессор улыбнулся нам, как детям:

— Ну, назовите питерских мифических героев, так, навскидку.

— Екатерина, Петр, ну… Пушкин, Лермонтов и Гоголь, Ахматова, Блок, Достоевский.

— Екатерину и Петра оставим — это не элита, а правители. Пушкин, Гоголь и Блок. Их, конечно, значительно больше, но пока остановимся. И?

— Внезапная ранняя смерть в расцвете таланта.

— Вот именно, внезапно и в расцвете. Город не может без мифов. Особенно город с претензией. А что касается теории провинции, то это было косвенной причиной. Да, она не нуждается в гениях, — да и кто гений, кто не гений, очень спорно, — и не может быть полигоном для их деятельности, а, значит, отторгает чужеродный элемент.

— Сама же привлекла и сама отторгает?

— Единство и борьба противоположностей. Законы философии никто не отменял.

Мы все надолго замолчали.

— Владимир Федорович, как спасти Магистра? — в конце концов спросила я.

— Не знаю. Этого — не знаю. Постойте. Дайте снова поглядеть на снимок.

Я протянула репродукцию картины Фомина. Профессор подошел к окну, всмотрелся в изображение:

— Фомин. Невольный провидец. Да, картина. Поскольку ваш Магистр стоит в кулисах — ведь в кулисах, не на сцене? — то, думаю, надежда все же есть. И если через месяц-два мы не получим никаких известий, то, думаю, не получим их вообще.

Мы с Олегом молча прошли до трамвая, молча доехали до ЦУМа, молча направились в разные стороны. Каждо-му требовалось одиночество, чтобы переварить разговор. У меня это лучше выходило на Набережной, и я опять брела к бывшему Кафедральному собору. Постояв над ледяной Камой и отыскав в белой дымке мосты, вошла в галерею. До закрытия оставалось полчаса. Я поднялась к богам — взглянуть на их лики, просить за Магистра.

Ночью мне снова снились кошмары: я плутала в анфиладах галереи. Проснулась — и меня осенило. Я встала, подошла к столу, отыскала запасной «волшебный листок», вырванный из блокнота Бернаро тогда, в Испании, и быстро написала: «Магистр жив, он уехал из города».

* * *

На другой день, двадцать девятого декабря, я переезжала в новую квартиру. Все было приготовлено заранее, и мы управились часа за три. По традиции, в веселых хлопотах принимала участие добрая половина редакции, так что переезд с перевозом моего скромного барахла перетек в новоселье, новвоселье — в новогодье, и праздник весьма затянулся. Съедено и выпито было немало. Старый год помаленьку уходил, истекал…

И тут в моей новой квартире раздался звонок. Я открыла дверь. На пороге стоял Сергей с гигантским букетом цветов. Уже вполне хмельной, но понятливый народ зашевелился, потянулся к вешалке.

Когда, наконец, дверь закрылась за последним гостем, Сергей притянул меня к себе и рассмеялся так, как умел только он:

— Я сдал билет на самолет. Вот будет разговоров.

Через полтора года мы с Сережей прилетели в Город на открытие музея Дягилевых в Бикбарде. И опять стояла жара, и город дремал в пыльной зелени красок. В моем распоряжении было каких-то полдня, и я побежала в редакцию с грудой подарков. Нарочно не звонила, чтоб организовать сюрприз. Сюрприз получился.

— Кронина, ты? — онемела вся круглая Жан-ка. — Я счас от радости рожу.

Нет, я знала, что девушка больше года замужем за своим чиновником, что она почти в декрете, но как-то не представляла ее реально ничьей женой, тем более, беременной. Привезенная в подарок немецкая обувь без каблука оказалась весьма кстати.

Галка, похудевшая и похорошевшая, висела у меня на шее, причитая, что мы ее бросили.

— Так, поворотись-ка, сынку, — подтолкнула она меня к свету. — Совсем другая стала, Лизка. Давай, садись, рассказывай.

— Да что рассказывать? Вы же знаете, все хорошо. В Москву пока не собираемся. Работаю в русской газете, пишу.

— Что пишешь?

— Свои мемуары.

— Свои мемуары? О чем?!

— Обо всем, что было. В конце концов, неважно, когда это делать. Можно в семьдесят, можно и в тридцать. И читаю сплошь мемуары. Много ездим. Там ведь как? Сел — и поехал.

— А Бернаро? Ты что-нибудь знаешь?

— Нет. То есть знаю то, что и все. Продал дом и уехал в Испанию. Да ведь он всегда был гражданином мира. Его жизнь изначально была вынесена за пределы Города. Он нигде ни к чему не привязан.

Мы поставили чайник и вымыли фрукты. Галка перескакивала с одной редакционной новости на другую, и я пора-жалась тому, сколько всего напроисходило за время моего отсутствия. У Гаврикова родился сын, вышел на пенсию Юрий Иваныч, полностью сменился отдел новостей. Возле редакции построили очередной торговый центр, и Кама теперь видна еле заметной полоской. Да, объявили конкурс на памятник Крутилову!..

Оказалось, что новости, которые присылали они мне по электронке, и новости, сообщаемые в стенах когда-то и спасительных, и опостылевших, но таких родных стенах редакции, — это разные вещи. Как же давно мы не трепались! И как я по этому соскучилась…

Новости еще были перечислены только наполовину, когда дверь открылась, и влетел бильд-редактор Игорь Таранов, за какие-то несколько месяцев изменивший «Городские ведомости» до неузнаваемости:

— Галя, мы же опаздываем, — нежно прошипел он в сторону Томиной и по привычке шаркнул ножкой. Галка схватила сумку, чмокнула меня в щеку и скрылась за дверью.