Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров

— Чем могу быть полезен?

— Диагноз известен? — чуть ли не хором выпалили Вашко и Лапочкин.

— Предположительно… — согласно кивнул самодовольный толстячок.

— Что с ним? — Вашко машинально, забыв, где находится, извлек сигареты и, вспомнив, что в больнице, решил их спрятать в карман.

— Угостите? — совершенно неожиданно произнес врач. — Чертов насморк! Доконает меня…

— Простуда? — с деланным участием поинтересовался Вашко: нужно было хоть как-то налаживать контакт.

— Аллергия, будь она неладна — терпеть не могу новокаина даже на нюх, а он у нас здесь повсюду, вот и маюсь — табачок немного помогает… Забивает сопатку этак часика на полтора. А потом все изначально. Признаюсь, уважаемый, нет хуже гадости, чем эта аллергия… Апчхи! — он еще раз рассек воздух спешно извлеченным платком.

— Мдааа… — многозначительно уронил Вашко. — Так что же все-таки с нашим больным?

— Больным? Хо-хо… — отдышался он — и было непонятно — смеется он или нет. — Я бы так не сказал… Человек, который вводит себе в мякоть как минимум десять кубиков какой-то ядовитой дряни — в первую очередь враг самому себе.

— Самоубийство? Он умрет?

— Как говорится, все в руках всевышнего. Пока делаем, что можем — качаем кровь, продуваем легкие, фильтруем и отцеживаем.

— Известен механизм повреждений? — Вашко не терпелось услышать слово «глюкозиды», но как мог давил в себе этот вопрос.

— Механизм? — переспросил врач. — Что механизм… Уколы чем-то острым, смоченным в очень, я бы даже сказал чрезвычайно, токсичном веществе, сперва в ногу, а потом и в руку. Мне кажется, он это делал сам… Синяков, ссадин, следов какой-либо борьбы — абсолютно нет.

— Может быть, яд? — вылез вперед Лапочкин. — Глюкозиды?

— Это, молодой человек, в первую очередь должно интересовать вас, а не нас. Вы должны понимать — наша проблема не дать больному око чуриться… А-а-пчхи!

— Яд! Я так и знал, — тихо произнес Вашко. — Но кому это нужно? Зачем? Вы уверены, что он сам? Может, все же помогли?

— Не знаю, не знаю, — отдышавшись, произнес врач и глубоко затянулся сигаретой. — Я много повидал на веку. Скажу одно — в убийство при подобных повреждениях — не верю. Сам!

— Скажите, мы можем посмотреть его вещи?

— Нет проблем! Первый этаж, комната сто восемь — скажите, я разрешил!

Седая прихрамывающая старуха с крючковатым носом, то и дело путаясь в полах грязноватого с чужого плеча халата, выволокла из темных недр гардероба бумажный мешок с одеждой.

— Как его хвамилия? — поинтересовалась старуха. Вашко посмотрел на Лапочкина: у него начисто выветрилась фамилия автолюбителя, да и знал ли он ее вообще (все «покупатель» да «покупатель»). Евгений же нашелся моментально — у него была редкая память. — Получите! — прошамкала в ответ старуха и двинула им журнал и карандаши. — Хвамилии записывайте четко, чтоб читались и опосля претензиев никаких не было… Ох, господи! Че деется… Ишшо один отошел… Царствие ему небесное… Есть хучь кому одежду получать. — Ее голос стихал, по мере того, как она удалялась в недра темного гардероба.

Расписавшись в журнале, перепутав графы и число, Вашко и Лапочкин стремглав исчезли из больницы. Им повезло — в кармане брюк лежала связка ключей — от гаража, квартиры и, самое главное, машины. Теперь ничто не мешало осмотреть салон. Против ожидания Лапочкина Вашко отчего-то туда не спешил, а поехал в Управление.

— А чего так? — перевесился к переднему сиденью Лапочкин. — Сейчас бы все и обстряпали.

— Людей там сейчас много. А нам, в этом случае, свидетели не нужны. Сечешь?

Войдя в кабинет, Вашко положил мешок с одеждой на стол.

— Сходи за криминалистом… Стой! Где у него проколы на руке? Помнишь? А на ноге? Ясно. Иди! Стой! Помоги-ка разложить его брюки. — Расстелив газету, Вашко бережно положил на нее штаны водителя. — Здесь, говоришь? — он принялся сквозь очки сантиметр за сантиметром изучать их. — Гляди! — он ткнул кончиком ногтя в материю. — Будто бы есть жирноватое пятнышко… А на рубашке? Смотри, примерно в том месте, что и врач говорил. Теперь иди! Есть, что исследовать, факт.

Вашко с наслаждением расположился в кресле и довольно потер руки — похоже, дело стронулось с мертвой точки и противостоящий им некто начал активно действовать. Вашко ни на секунду не поверил в попытку самоубийства. Еще бы — за несколько дней столько событий! Все связаны между собой! Урна — раз, яд — два, и еще… вранье Бачко, которое ни в коем случае Вашко не собирался сбрасывать со счетов — он приблизил к себе лист бумаги с начерченным несколько дней назад графиком и жирной карандашной линией обвел фамилию Бачко, поставив около нее сразу три восклицательных знака. После этого он взял телефон и снова набрал номер. Квартира Бачко не отвечала.

Дверь снова раскрылась. Вошедший вместе с Лапочкиным Жора-криминалист склонился над одеждой и слушал пояснения Евгения, изредка роняя:

— Так, так, так…

— С банкой что-нибудь прояснилось? — прервал его вопросом Вашко.

— Более или менее… Похоже, мазь. Больше всего на вип-ратокс. Правда, в сильной концентрации.

— Випратокс? — поднялся из кресла Вашко.

— Мазь от радикулита. От невралгии хорошо.

— Мазь! — задумчиво пробасил Вашко. — Ну-ну… Посмотри, посмотри на пятнышки, может, интересно. Глюкозиды! Я не должен ошибиться.

— Посмотрим! — уже через порог ответил криминалист, забравший с собой весь ворох лежавшей на столе одежды, а Вашко, по-прежнему сидевший в кресле, полузакрыл веки и откинулся на спинку.

— В гараж еще рано? — спросил Лапочкин. — Или съездим?

— А? — открыл глаза Вашко. — Рано! Знаешь, разыщи Бачко. Куда он мог запропаститься — ума не приложу.

— Чего его искать? — невозмутимо пожал плечами Лапочкин, простовато при этом ухмыляясь. — Хотите, покажу?

— Что значит, «хотите»?

— Так, — Евгений посмотрел на часы — время к четырем… Стало быть он на I верском — у них там стариковская компания. В шахматишки дуются на деньги. Знаю я их породу.

— И ты молчал? — вскинулся в кресле Вашко.

— Мне ехать с вами?

— А чем хотел заняться?

— Потолковать кое с кем надо. Встретиться, кое-что выяснить…

— Встречаемся у гаража часа через три.

Вашко не любил служебных машин — и по антенне, и по номеру за версту видно, кто едет и где работает. Отпустив водителя, он отправился пешком в сторону центра. Заснеженный парк встретил его детским гомоном и чуть поскрипывающим, блестящим белым покровом. Евгений оказался прав. Действительно, шахматисты, облюбовавшие несколько лавочек у памятника Тимирязеву, беззастенчиво резались на деньги. Вашко обошел несколько компаний, прежде чем в одной из них ему удалось обнаружить бывшего коллегу. Бачко с горделивым видом восседал под толстым темным стволом вяза и, вытянув тонкую шею, обдумывал ход. Вашко не