Отягощенные злом - Александр Афанасьев

Дарье это не понравилось, и тут проявилась разница между двумя подругами, русской и полькой. Дарья была русской и потому инстинктивно сочувствовала всем слабым, малым, неспособным самостоятельно дорасти до цивилизации — в том числе и тогда, когда сочувствовать им отнюдь не стоило. Для русского, куда бы он ни приходил, местный всегда был младшим братом, а не рабом. Это потом, когда добро было не оценено, могла начаться война, но изначально русские всегда шли с миром. Русские, православные — инстинктивно добрые, этим они отличаются от европейцев и католиков, для которых уничтожение себе подобных часто есть акт почти механический. Для русского все люди — братья.[72]Малена, католичка совершенно европейского воспитания, думала совершенно другое, и между положением ее Польши, «оккупированной» Российской Империей, и положением той же Персии или Афганистана она видела большую разницу. Польша была европейской, цивилизованной страной, захваченной русскими варварами, что в понимании Малены было преступлением против основ мироздания. Персия или Афганистан были землями варваров, которые должны быть оккупированы просто по определению, и ничего такого в этом нет.

— Не понимают? — переспросила Дарья. — А как же Рафак, с которым ты трахаешься? Он тоже не знает, что такое свобода?

— Да брось, подружка, — расслабленно сказала Малена, — не с этими же козлами. Это только для здоровья…

В этот момент на Петропавловской ударила пушка. Дарья недоуменно посмотрела на часы — не полдень.

Пушка ударила еще раз.

— Что-то произошло… — сказала Дарья. Дурное предчувствие вползало в душу.

Пушка ударила еще раз. Она протянула руку к пульту и включила маленький кухонный телевизор…

Магомет и Рафак вернулись через полчаса. Дарья встретила их в прихожей, надеясь по первому же вопросу понять, что произошло. Но тут и вопросов задавать не требовалось — с первого же взгляда, по горящим глазам Магомета, по Рафаку, который едва ли не подпрыгивал от радости, она все поняла. Шагнула назад, в гостиную, побледнев и прикрыв рот рукой…

Они убили Государя. Они — цареубийцы!

К Его Величеству Дарья относилась негативно, но душителем свободы его почему-то не считала. Ей было чисто по-женски неприятно и обидно то, как Его Величество поступает с женщинами, как открыто разрушил семью, потом жил в морганатическом браке с какой-то персиянкой, потом вернул себе жену, но в то же время имеет любовниц и не скрывает этого… Какая женщина не возмутилась бы при виде этого? С другой стороны, как и все женщины Империи от пятнадцати и до сорока лет, она была тайно влюблена в Государя и не сказала бы «нет», если бы представилась возможность стать одной из его пассий… хотя она сама не хотела себе в этом признаваться. Его Величество тоже был настоящим мужчиной… он воевал лично и был ранен, он сохранял ледяное спокойствие, сидя в зале Думы, когда больше половины зала его освистывало. Один раз он, безоружный и без видимой охраны, вышел к митингующим, хулиганствующим, перекрывшим дорогу его кортежу — и после нескольких его слов митингующие расступились, а хулиганы унялись. Да, она была против самодержавия как такового, но сердцем понимала, что вот этот человек, чей портрет в десантной форме (его собственной) с Георгиевским крестом висит в Пулковском аэропорту, — что этот человек хранит Россию. И убив Его Величество, Магомет с Рафаком объявили войну не власти — они объявили войну большей части страны, бросили вызов людям, навсегда отрезав себя от нормальной жизни. Они совершили непоправимое. И дальше нет ничего, кроме кошмара, как в том фильме «Цареубийцы», про группу революционеров во главе с Софьей Перовской, которые убили царя.

Магомет прошел в комнату молча, толкнув ее. Достал сумку, начал собирать вещи. Дарья с ужасом смотрела на него.

— Что вы сделали… Господи, зачем вы это сделали…

Рафак цинично хихикнул. Магомет бросил вещи, схватил ее за руку:

— Пошли.

— Но…

Он втащил ее в ванную и наградил хлесткой пощечиной. Дарья взвизгнула: никто — ни отец, ни мать — не смел бить ее (может, и напрасно), попыталась ударить его в ответ, но он перехватил ее руку и несколько раз с силой ударил ее по щекам. Она прижалась к стене, чтобы не упасть, с ужасом глядя на него.

— Перестань поминать при мне своего бога, — спокойно сказал Магомет, — это мне надоело. Ваш бог не мог и не может помочь моему народу. Ваш бог проповедует слабость и покорность угнетателям. Для меня нет такого бога. Поняла?

— Но зачем? — пролепетала Дарья.

— Зачем? А ты думаешь, можно было как-то по-другому? Нас называют террористами, но этот человек — больший убийца, чем любой из нас. Когда народ Персии восстал против тирана и сверг его, чтобы установить на земле Персии Шариат Аллаха, этот человек послал тысячи злобных псов для того, чтобы разорвать на части мой народ и его стремление к свободе! Он приказывал убивать — и приказы исполнялись. Тысячи детей убиты по его приказу. Как еще я и мой народ можем противостоять оккупации?

Во время операции «Шторм» — взятия Тегерана, — по данным разведки, погибло до двадцати тысяч террористов и фанатиков и около восьмисот русских солдат. На одном только футбольном стадионе нашли тридцать тысяч тел людей, убитых и растерзанных по приказу новой власти, а потом закопанных во рвах, выкопанных экскаватором. Об этом экстремисты предпочитали не упоминать.

— Но… разве можно так? Ты же…

Магомет поглядел прямо ей в глаза:

— А как? Как достучаться?

Дарья не ответила.

— Я не виню тебя. Ты дочь своего народа. Я — сын своего. Когда-нибудь, когда каждый из нас будет жить на своей земле, в своем доме, это не нужно будет делать. Но пока идет война. Я попрошу кое-что у тебя в последний раз.

— Что? — безразличным тоном спросила Дарья.

— Ты говорила, что у вас есть домик и яхта.

— Да… на побережье. А что?

— Поможешь мне добраться до него, ладно? Я возьму твою яхту… мы с Рафаком возьмем. Если мы попадемся, ни один из нас не расскажет про вас, ясно? Мы будем молчать.

— Хорошо… — так же безразлично сказала Дарья.

Магомет взял ее за подбородок, чтобы она смотрела прямо ему в глаза:

— Эй. Ты же сама говорила, что история зашла в тупик. Мы пытаемся вытолкнуть ее из тупика. Но история питается только кровью. Ты должна это понимать. Это не убийство, это просто исторический процесс.

— Да… — сказала Дарья и почему-то заплакала.

Город уже перекрыли.

Даже в обычном состоянии Санкт-Петербург был надежно прикрыт, в частности на каждой крупной магистрали можно было увидеть огромные ажурные прямоугольные арки. На них давали информацию о том, который час, о погоде и о пробках впереди, но мало кто знал, что эти арки были частью системы «Барьер». Совершенно секретная полицейская система слежения, она регистрировала номерные знаки автомобилей, распознавала их, причем все до единого и даже в ночное время, а также распознавала лица водителя и переднего пассажира. Делать это было довольно просто — многие как раз и смотрели на арку, чтобы узнать, нет ли впереди пробки и какая будет завтра погода. С началом эксплуатации этой системы почти до нуля упало количество угонов: угонщики не успевали понять, что происходит, как их брали тепленькими с угнанной машиной. Стало почти невозможно скрываться: система сравнивала полученные данные со списком разыскиваемых машин и давала сигнал тревоги. Но дело было в том, что и Магомет, и Рафак числились мертвыми, в системе их не было. Кроме того… два парня и две девушки, машина с местным номером, да еще довольно дорогая. И Магомет не был похож на араба, он был типичным персом с белой кожей и европейскими чертами лица. Арием.