Люди Солнца - Том Шервуд

Вот, и ко всему этому нужно сказать, что за месяц человеческой жизни сделать можно весьма многое. Именно, дней тридцать прошло, а нанятые мною дорожные мастера выложили искомые двести ярдов отличной брусчаткой. Более того! Щебёнка всё-таки была привезена, и полотно новой дороги поднято – на будущее, на издержки старения. И вдоль всех этих двух сотен ярдов я навозил хорошей земли и по обеим сторонам новенького пути посадил около сотни деревьев, чтобы их корни это поднятое полотно во время дождей надёжно держали. Через год-два, когда деревца вытянутся, кузня конкурента совершенно ими будет закрыта. А проезжающим по аллее экипажам останется видна только надёжная, проверенная кузня «Дукат».

Но и этого года ждать не пришлось! В очередную мою инспекторскую поездку рабочие, имеющие известия о смысле этой маленькой безмолвной войны, злорадно поведали мне, что еврей Лазарь закрыл свою новенькую кузню. Плату своему кузнецу снизил в восемь раз и оставил его временно сторожить строение, пока не найдутся покупатели на брёвна и камни.

На следующий же день у кузни конкурента остановились две кареты. Я вышел из первой и постучал в дверь. Толкнул, не дожидаясь ответа.

– А-а, – хрипло протянул Климент. – Порадоваться приехали. Это, наверное, любимое занятие у дворян – радоваться горю простых людей.

– Не вижу никакого горя, – спокойно ответил ему я. – Раздуй-ка горн и прими гостей.

– Каких ещё гостей? – возмутился было Климент, но тут же осёкся.

В кузню вошёл, сильно пригнувшись, долговязый фон Штокс и с ним пробрались в совсем не успевшее закоптиться помещение пятеро наших мальчишек.

– Превеликий любимейц Божий тот, кто делайт честное ремесло! – бросил под низким потолком кузни громкий голос фон Штокс. – Мы и эти вот дейти ошень просим уфажаемый майстер показать нам как куйётся металл.

И, сняв треуголку, почтительно поклонился.

– Горн раздуй, – повторил я опешившему Клименту и снял камзол. Через полчаса, выйдя на улицу, мы с Климентом устало привалились к стене. Глядя на забирающихся в экипаж мальчишек, улыбались, молчали.

– Вы где это научились так здорово махать молотом? Как пушинкой!

– У Дамира, когда был почти таким сорванцом, – ответил я и кивнул на мальчишек.

– У вот того глазки на кузнечное ремесло разгорелись, – показал на одного Климент.

– Это Бубен, – сказал ему я. – А все они – бывшие рабы воровской шайки в Плимуте. Теперь в моём замке живут.

– Бубен – хорошее прозвище для будущего кузнеца. Звонкое!

– А ты действительно хороший мастер. Дамир не соврал.

– Он называл мою работу хорошей?

– Безупречной. Отсюда и мой приезд. Лазарь, мне сказали, тебя рассчитал.

– Да. Что дальше делать – не знаю. У меня ведь пятеро…

Я с таинственной значительностью взглянул ему в лицо. Улыбнулся.

– Что? – недоумевающее спросил он.

– Бери свой инструмент, – сказал я ему, – и грузи вон в ту карету. Я тебя на работу беру.

– Да ну-у!! Правда?!

– Недавно привёз ко мне в замок свою семью управляющий фермой. Так что и ты бери всех своих и занимай возле замковой кузни домик. Сейчас прямо поедем, покажешь, где они живут. Дети твои будут бесплатно обучаться у нашего мэтра. Видел, какой учёный и вежливый человек? Немец! К тому же в замке много добрых женщин, отличное хозяйство, прекрасные человеческие отношения и каждое утро свежее молоко. Инструменты у тебя отличные. Что стоишь? Вон в ту карету грузи.

– Но… Это не мои инструменты. Лазарь купил мне в пользование. И сам поехать не могу: пока он не продал строения, я должен их сторожить.

– Он их продал.

– Кому?

– Мне.

– Но… Какой здесь от них толк?

– Толк есть. Строения разберут и перенесут к кузне Дамира. Получится отличный постоялый двор с уютной таверной. Чтобы дочь его каждый день в этой таверне трудилась. Это очень важно, потому что, как говорят учёные латинисты, «праздность – мать всех пороков». И инструменты он тоже продал мне. Так что грузи. Радуйся.

Да, да и да. Это непередаваемое ощущение, – жгучее счастье, – смотреть, как создаются тобой маленькие капельки живой жизни и сладость и сила общей жизни вокруг тебя растёт и сияет.

На следующее уже утро вдоль въездной улицы «Шервуда» плыл магический, мелодичный плеск невидимых крылышек: звон молота о наковальню. Я привёл сияющего Климента в столярный цех, где мы обговорили с краснодеревщиками размеры, контур оковки, и уже к вечеру – к вечеру!! – на одном из верстаков стоял крепкий, из в шип собранных дубовых плашек, с изящной оковкой корабельный сундук.

Сальдо. Какое музыкально-сладкое слово! Мы с Давидом сидели в каминном зале, над большой, раскрытой пока в самом начале торгово-денежной книгой «Шервуда». Можно было, конечно, уединиться в удобном кабинете с сигарами, но здесь, в зале, были плеск воды и пощёлкивание огня, запах дыма, кипячёного молока и горячего масла, звуки мирных, спокойных, весёлых голосов девочек и женщин, которые неторопливо- привычно вели кухню. И среди них была Эвелин.

Вот потому мы, в лёгких шёлковых белых рубахах, сидели в этой каменной громаде гулкого зала, заполненного жарким теплом: Робертсон за стеной кормил бесплатным углём отдалённо гудящие печи.

Сальдо. Давид своей рукой вписал в колонку прибыли цифру и, помахивая над страницей салфеткой, чтоб быстрей высыхали чернила, с удовольствием произнёс:

– Ну что, Том Шервуд, любимчик Фортуны. Деньги, вынутые из скупого и недоверчивого магистрата, – особенно ценны и приятны. Но не это в конечном размышлении поражает. А то, с какой ловкостью ты использовал удобный момент, чтобы освободить два цейхгауза, заваленные каменным, казалось бы, хламом, и с какой поразительной выгодой для себя этот хлам употребил. Я уже жалею, что отправил Эдда и Корвина учиться в Лондон. Вот где им следовало бы учиться! На наглядном примере!

Ничего ему не успев ответить, я поднял голову: в двери-ворота зала вошёл Тай и с ним незнакомый мне человек. Тай указал на меня, и человек приблизился.

– Я работник портовой гостиницы, добрые господа. Прибыл с посылкой для некоего мистера Томаса Локка.

– Это я, – сказал я ему, не утруждаясь разъяснением своей новой фамилии. – Что за посылка и от кого?

– От незнакомого мне, но очень важного постояльца.

– Так-таки очень важно?

– О-о. Молчалив, взгляд тяжёл, просьбы произносятся как команды. С охраной!

– Любопытно. И где посылка?

– А вот.

И посыльный гостиницы достал из маленького дорожного саквояжа тяжёлый, тускло блеснувший предмет. С гулким стуком опустив этот предмет на доски стола, он на шаг отступил и стал смотреть на нас в ожиданье негласно полагающейся монетки.