Радости Рая - Анатолий Ким

Красота прекрасных женщин, так же как и красота всего многоцветного мира, сведенная на двухмерную плоскость без толщины, начинали существовать самостоятельно — независимо от Высшего Творца и от маленького, почти невидимого автора. Аким думал, что благополучно ушел от ответственности в плоский мир поэзии, но две девочки, ведомые за руки сумасшедшей матерью через два существования, убедили его, что это было не так. Пришлось Акиму снова бежать из данной штуки жизни в другую, из плоского мира поэзии вновь выпрыгнуть в объемный мир — и оказаться на маленькой парусно-моторной яхте «Сергей Александрович» посреди Индийского океана.

Уже была пройдена половина пути земли вокруг солнца, позади остались вся пересеченная навылет Атлантика, большая часть Индийского океана, впереди оставались сороковые грозные, штормовые, бушующие, — и тут произошла авария двигателя и сломалось рулевое перо яхты. «Сергей Александрович» потерял управление, вынужден был лечь в дрейф, и его понесло течением прямо на сороковые грозные широты. Капитан Лысенко за двести суток океанического пространства, проведенные в одиночном плавании, постепенно забыл, что он является капитаном дальнего плавания по классу парусных яхт. Он утратил понятие, что такое счет, и не смог бы ответить, какое число больше — 200 или 47. Ему было сорок семь лет, а он уже 200 дней находился в одиночном кругосветном плавании на яхте, и эти двести дней были настолько же больше, чем 47 лет всей его жизни, насколько галактика больше солнечной системы. Так же и маленькая яхта «Сергей Александрович», которую несло к Австралии, к бушующим сороковым, где ее ожидал немедленный каюк, представлялась капитану Лысенко гораздо важнее и ценнее, чем весь материк Австралия вместе со всеми его кенгуру.

Он ни за что не хотел покидать яхту, надеясь на то, что течение и ветер вынесут «Сергей Александровича» через все рифы и кипящие громадные волны сороковых, плавно опустят на австралийский берег, а там друзья и коллеги путешественника встретят Лысенку и помогут ему отремонтировать судно. И капитану-путешественнику было странно слушать по радиосвязи, что из морского головного управления, к которому была приписана яхта, беспрерывно шлют ему радиограммы, требуя координат местонахождения аварийного судна, чтобы снять с него единственного человека — капитана Лысенко.

Но он давно перестал отвечать на вызовы, не ответил даже и тогда, когда на связь выходил сам начальник управления, приказавший ему немедленно самообнаружиться и покинуть аварийную яхту на любом транспортном средстве, которое первым доберется до нее. Капитан Лысенко не понимал, как они могли впасть в такой маразм и безумие, чтобы отдавать ему подобные приказы! В их головном управлении давно уже повелось так, чтобы капитаны бросали свои корабли на волю случая и, даже не оглядываясь на них, бежали изо всех сил списываться на берег, торопясь пришвартовываться к толстым задам своих капитанш и хватать за ручки дочерей-куколок, чтобы вести их в детский садик. Лысенко понимал, что отправился в одиночное плавание на яхте вокруг земного шара не ради того, чтобы навечно пришвартоваться к надежной семейной пристани, в счастливой мирной гавани.

Две дочери, которых привела к нему за руки из параллельного мира жена, чтобы он отводил их в детский садик, своей младенческой прелестью и чистотой могли и впрямь навеки пришвартовать Лысенку к дебаркадеру семейного рабства, и тогда прощай его одиночный кругосветный переход на яхте через три океана. Но они там, на берегу, совсем не представляли, насколько его старенькая, но еще крепкая яхта «Сергей Александрович» дорога ему и нужнее для человечества, чем вся эта громадная кенгурийская Австралия, к которой несло потерпевшую аварию дрейфующую яхту. Они там, на берегу, не понимали, что две дочери его могли не умереть, но прожить на свете и без него, капитана Лысенко, а если он покинет судно, оно непременно погибнет. Они там даже не хотят и подумать, каково будет одинокой, больной, брошенной всеми посудине неотвратимо приближаться к гигантским бурунам сороковых роковых, не имея возможности ни рулем пошевельнуть, ни парусом заслониться от надвигающегося Девятого Вала. И вот он дал свою последнюю радиограмму: «Судно не покину, выброшусь вместе с ним на австралийский берег, спасу ценное имущество для Дальморуправления». Однако его тут же запеленговали, определили местонахождение «Сергей Александровича». Вскоре от северо-западного горизонта появился гидросамолет и стал барражировать в небе над яхтой, кренясь с крыла на крыло, делать широкие круги, а потом приводнился, подплыл на малом ходу близко к «Сергей Александровичу», выключил мотор и закачался в дрейфе, на одном траверзе с яхтой. Из гидроплана выкинули на воду надувную лодку, в которой прибыл на борт аварийного судна сам Александр Македонский, любимый герой Лысенки и самый для него великий пример путешественника всех времен и народов. Капитан подал ему руку, вытягивая с трапа на борт Александра Македонского, и когда тот утвердился на сильно накрененной палубе, широко расставив ноги, то сразу же заговорил сердитым голосом морепроходца Александра Конюшковского:

— Ты что себе позволяешь? Решил в одиночку совершить кругосветку — и чтобы совсем без людской помощи? Гордец, что ли, такой отыскался или кастрюля поехала, мухи завелись в голове? Не видишь разве, посудина-то уже наполовину затонула! Тебе вручную не откачать воду, помпа не действует! Впереди сороковые штормовые, и ты утонешь, мать твою, если не эвакуируешься вместе со мной. Даю тебе десять минут на размышление, Лысенко, а потом я молча спускаюсь на лодку и отчаливаю. Хочешь, уходи со мною, хочешь, ступай кормить собой крабов.

Александр Македонский уселся на бухту свернутых канатов под стакселем и с удивлением, с жалостью и плохо скрытым восхищением оглядывал судно, на котором ярко, вопиюще выразительно читались следы жестокой, беспримерной борьбы человека-одиночки с океаном, судьбой, со своим вселенским сиротством. И великий путешественник всех времен и народов, Александр Македонский, сравнивая свой поход в Индию с путешествием Лысенко, нашел последнее гораздо более трудным и героически высоким. Полководец совершал свои походы в окружении тысяч помощников и верных солдат и преодолевал, сокрушал волю других, враждебных полководцев, а Лысенко преодолевал рок и косность чудовищных океанов в одиночку, и полгода свидетелями его беспримерных битв были лишь дельфины и летучие рыбы… Десять минут прошло, и Александр Македонский поднялся с места и молча направился к веревочному трапу, спущенному с борта «Сергей Александровича» к надувной лодке.

Капитан Лысенко, держа в одной руке сумочку с документами и бортовым журналом, последовал за Александром Македонским. Видимо, мухи, что завелись в голове капитан-путешественника за время сумасшедшего одиночества, все разом вылетели из нее, когда за Лысенко спасать его прилетел сам Александр Македонский, любимый герой капитана. Или Лысенко просто захотелось еще пожить на свете, — но в кастрюле его, которая поехала, то бишь в голове Лысенки вместо зловещих мух полетели легкие и веселые слова: «Капитан, капитан, улыбнитесь!» Или в мозгу капитана, переплывшего в одиночку через два с половиной океана, произошли таинственные необратимые изменения, и он перепутал, принял за Александра Македонского кого-то из своих ребят из всемирного клуба одиночных путешественников «Одиссей».