Месяц за Рубиконом - Сергей Лукьяненко

Должен ли я вообще входить? Имею ли право?

Замок щёлкнул, и дверь открылась. За порогом стоял отец, в обвислых старых джинсах и майке.

— Привет, папа, — сказал я.

Отец внимательно посмотрел на лестничную клетку. Правую руку он держал за спиной. Потом осторожно поднял её и поставил пистолет на предохранитель.

— Откуда у тебя ствол? — растерялся я.

— Забыл? Наградной, вместе с пенсией получил, — ворчливо ответил отец. — Что тут за грохот был?

— Да… молодежь гуляла… — ответил я. — Пап, дай, я разряжу…

Отец молча вынул магазин, опустил предохранитель, передёрнул затвор. Кряхтя, согнулся, поднял с пола вылетевший патрон. Ого, он его в ствол дослал, прежде чем открывать!

— Я ещё не в маразме… — сообщил отец. — Заходи, что стоишь…

Я вошёл. В квартире было тихо.

— Как Якутск? — спросил папа. С ощутимой иронией.

— Э… прекрасно… — пробормотал я.

Ощущение героя, вернувшегося с войны, куда-то бесследно делось.

Отец неловко обнял меня. Отстранился, подозрительно посмотрел.

— В твоём возрасте уже не растут. Как правило. Это одежда Изменённых на тебе?

Я молчал.

— Когда сможешь, расскажешь, — решил отец. — Догадался сувениры захватить?

Я помотал головой.

— У тебя в холодильнике лежит копчёная нельма, — сообщил отец. — Потом принесёшь, скажешь матери, что привёз из Якутска. Не надо ей… про другие миры.

— Наська меня сдала? — предположил я.

— Она сдаст… — буркнул отец, но заулыбался. — Говорю же, я и сам ещё не в маразме!

Да, папа у меня не так прост. Давно стоило это понять.

В глубине квартиры хлопнула дверь.

Наська вынеслась к дверям и обняла меня. Уткнулась лицом в живот и застыла.

— Эй, мелочь, а где «здравствуйте»? — спросил я.

Наська молча принялась колотить меня кулачками по бокам. Совсем не больно. То, что делало куколок сильнее взрослого человека, навсегда ушло.

— Сейчас обижусь… — прошептал я. И отвернулся — на глаза сами собой вдруг навернулись слёзы. Оказывается, я соскучился по мелкой вредной куколке… впрочем, она уже не куколка, она обычная девочка.

— Пойду мать будить, — решил отец, глядя на нас, и побрёл вглубь квартиры. В одной руке он держал пистолет и магазин, в другой патрон.

— Знала, знала, знала, что ты вернёшься! — выпалила Наська. И тут же непоследовательно добавила: — А если бы не вернулся? Ты у Дарины был?

— Я был в Гнезде, — я погладил её по голове. — Скажи, только честно. Ты не жалеешь? Что ушла?

Наська наконец-то отлепилась и очень серьёзно посмотрела на меня.

— Только без выдумок! — попросил я.

— Не жалею, — решила она наконец. — Но скучаю.

— Это нормально, — кивнул я.

Наська выдохнула, потом ткнула себя пальцем в живот.

— Видишь?

— Потолстела? — предположил я наугад.

— Дурак! Пижама!

Она была в фиолетово-розовой пижаме, такой яркой, что глаза начинали болеть.

— Моя собственная! — пояснила Наська, видя, что я не понимаю. — Только моя! И тапочки мои!

Я подумал, что в Гнезде — то ли из каких-то воспитательных соображений, то ли по причине пренебрежения модой и гигиеной, ни у кого из куколок не было собственной одежды. И кивнул:

— Шикарно. Если ещё добавить единорогов…

— Фу, отстой! Это для примерных девочек!

Из спальни вышла мама, сонная и в халате. Я смущённо посмотрел на неё.

— Максим! — воскликнула мама.

— Мам, я занят был, не получалось никак позвонить…

— Ты совсем худой, ты нормально питался?

Я сглотнул и честно ответил:

— Как-то больше на бегу… Лопал всякую гадость.

В общем — меня усадили завтракать. Мама сделала омлет, гордо сообщив, что яйца стали выдавать в государственных продуктовых заказах. Отец буркнул что-то вроде «а жизнь-то налаживается», но тоже от омлета не отказался.

Я сидел, ел, пил чай и медленно отмякал.

Будто ничего не случилось!

Не надо мне никаких кристаллов, смыслов и галактических проблем. И сингулярности вашей не надо. Оставьте нас в покое и грызите друг друга, сколько влезет…

Можно ли отдать кристалл за обещание оставить Землю в покое?

Ну или хотя бы всех, кто мне дорог?

…Нет, наверное, обещание мне дадут. И Прежний, и Инсек.

Только веры им — ни на грош.

Никому нельзя верить, это я уже понял. Они не люди, не тэни, ни безумные лавли. Им наши желания и просьбы — по барабану…

— Максим, ты что, вырос?

Я посмотрел на маму, обречённо вздохнул и перестал сутулиться.

— Да. Немного.

— Это как?

— Из-за работы! — выпалила Наська. — Гнёзда так влияют. Сейчас даже хотят разрешить людям-лилипутам и прочим людям маленького роста…

Мама вздохнула и отмахнулась:

— Не нравится мне это… Максим, ты опять куда-то поедешь?

— Не знаю. Может быть, — сказал я и поймал тревожный взгляд Наськи. — Но пока дома.

— Скажи… это какая-то государственная работа? — осторожно спросила мама. — Или… самодеятельность?

— Государственная, — вынужденно соврал я. — Рассказать не могу, извини.

— Тогда другое дело, — мама сразу успокоилась. — Что я, не понимаю? Подписку давал? Но с отцом ты обязательно посоветуйся, что и как. У него допуск есть, третьего уровня, но всё-таки…

Я посмотрел на отца, тот едва заметно кивнул.

Что он матери-то наговорил?

Какую удивительную работу мне придумал?

— Спасибо за завтрак, — сказал я. — Пойду сейчас, надо с начальством встретиться.

— Я с тобой, — сказала Наська твёрдо.

Мама вопросительно глянула на меня — и я кивнул.

В подъезде, конечно, был бардак. И следы нашей схватки на лестнице… Я с удивлением обнаружил, что мой разрезанный на две части плащ сросся, встряхнул его и надел. Наська сказала «ого» и внимательно осмотрела след на стене, оставшийся после уничтожителя. Контуры шестилапого монстра слабо, но угадывались. Я покачал головой, и мы пошли дальше.

Андреич сидел в своём закутке, прижимая к лицу упаковку замороженных куриных наггетсов. На меня он глянул с укором, явно связав воедино моё появление и налёт. Я неловко развёл руками, решив, что говорить с ним сейчас не стоит.