Кардинал Ришелье и становление Франции - Энтони Леви

Ставки были очень высоки. Король был болен. Нет свидетельств тому, да и маловероятно в принципе, что случаи интимных отношений между королем и королевой случалось после 1624 г., а свидетельства о таких случаях, относящихся ко времени ранее этой даты, не способны выдержать серьезной критики. Они основываются по преимуществу на кратких записях Эруара, который, кроме всего прочего, был на жалованьи у короля. Альтернативные варианты отцовства в двух других доказанных беременностях Анны, а также объяснения их несчастливого исхода, возможно, нуждаются в пересмотре. В 1637 г. только ребенок мужского пола мог спасти Францию от того, что неизбежно последовало бы за восшествием на трон Гастона, — от гегемонии Габсбургов, забвения мечты о великой и единой Франции и ее превращения в ленника Испании. Можно назвать даже имя человека, который мог быть отцом Людовика, родившегося в 1638 г., и его брата Филиппа, рожденного 21 сентября 1640 г. К этому времени Джулио Мазарини, впоследствии ставший любовником Анны Австрийской, был уже, несомненно, влюблен в королеву.

Мазарен, как его позже станут называть во Франции, вошел в историю секретарем Панчироли, папского легата в Турине, столице Савойи. Это от Мазарини в январе 1630 г. Ришелье узнал, что мира в Италии не будет, пока Пиньероль не вернут Савойе. Получив поручение папы восстановить мир в Италии, Мазарини провел успешные переговоры с Людовиком XIII в Лионе и наконец достиг соглашения с герцогом Савойским и испанским командующим, условия которого были приемлемыми для Франции. 26 октября свитком с текстом именно этого соглашения он размахивал, крича: «Прекратите! Мир!», после бешеной скачки через французские линии укреплений к Шомберу, когда французы уже подступали к осажденному Казале, чтобы освободить его.

Мазарини, прибыв в качестве главы папской миротворческой миссии в Париж в 1634 г., защищал законность брака Гастона и Маргариты Лотарингской и горячо возражал против официального вступления Франции в Тридцатилетнюю войну, требуя ее участия в мирной конференции и выхода из союза со шведами. Несмотря на такие позиции, Ришелье, привлеченный его блестящим умом, почувствует к нему доверие и приблизит к себе.[250]

После того как Франция вступила в войну в 1635 г., Мазарини, к тому времени уже очень сблизившийся с Ришелье, стал помощником папского легата в Авиньоне, а затем — французским посланником в Риме, где собирал коллекцию статуй для замка Ришелье. Только покинув Париж, он получил тонзуру и почетный титул монсиньора, дающий право своему владельцу носить пурпурную сутану папского прелата и именоваться «преосвященством». Ришелье даже пытался направить его в Мадрид для переговоров и, ввиду нежелания Урбана VIII назначать отца Жозефа кардиналом, выдвинул вместо него кандидатуру Мазарини. Урбану VIII эта идея понравилась еще меньше и, не зная, что отец Жозеф вот уже неделю как серьезно болен, фактически назначил его кардиналом в субботу 18 декабря 1638 г., в день его смерти. После этого Ришелье начал готовить Мазарини к роли своего доверенного лица и преемника.

Ришелье убедил его в 1639 г. покинуть папскую службу, переехать в Париж и принять французское гражданство. Мазарини покинул Рим 13 декабря 1639 г. В 1640 г. он договорился о сдаче Турина французам, а в декабре 1641 Урбана наконец убедили пожаловать ему кардинальский сан. Мазарини никогда не давал иподьяконского обета целомудрия, не получал ни одной из степеней священства[251] и не обладал никакой церковной властью. Именно он после смерти Ришелье убедил умирающего Людовика XIII сделать Анну Австрийскую регентшей.

Обычно считают, что Мазарини, все еще находившийся на службе у папы, хотя и действовавший в интересах Франции, был в Риме, когда Анна Австрийская зачала наследника французского престола — возможно, в ноябре, но не позднее декабря 1637 г. Ришелье сам представил Мазарини королеве и, по свидетельству Таллемана, сказал: «Мадам, он вам понравится. Он похож на Бекингема». Как сообщает Таллеман, Ришелье заметил, что Анна Австрийская сразу почувствовала влечение к Мазарини.

Мазарини и Анна оба говорили по-кастильски. В 1625 г. Мазарини поступил на службу в папскую армию именно для того, чтобы сражаться за испанское дело в Вальтеллине. При дворе, разумеется, пошли сплетни, когда в 1631 г. пронесся слух о новой беременности королевы. Ришелье почти открыто намекал на страсть Анны в письме от 27 января 1632 г. Во время своего визита к Анне 5 декабря 1634 г. Мазарини сказал, что ей следует как можно скорее дать Франции дофина, на что она ответила: «Это все, чего я желаю». Как и в случае с рассказом мадам де Мотвиль о первом визите Бекингема, современный читатель не может сразу уловить тонкости такого рода цветистых бесед, особенно когда они осложнены требованиями придворного этикета.[252] Учитывая всеобщую осведомленность о состоянии ее брака, Анна вела себя крайне вызывающе.

Смысл их отношений даже на этом этапе, задолго до того как они стали любовниками, явствует и из подарков, которые Анна принимала от Мазарини. Это были, в частности, ароматизированные перчатки, масла и духи, которые он присылал ей из Италии. То, что они стали любовниками, не вызывает сомнений, хотя маскировка была настолько умелой, что в течение столетий позволяла сохранять этот факт в тайне. С другой стороны, они не вступали в тайный брак, как иногда предполагают. Сомнения Мазарини по поводу того, следует ли ему принимать священнический сан или нет, сопровождавшие его до конца жизни, кажутся в этом свете вполне искренними.

К середине 1630-х гг. отношения Мазарини с Анной превратились в серьезную любовную связь. Времени было достаточно даже для того, чтобы после ноябрьской бури Мазарини успел приехать из Рима, хотя этого могло и не потребоваться. Жорж Детан, считающий, что отцом обоих детей Анны был Людовик XIII, включил в свое исследование о Мазарини и его друзьях подборку переводов ранее неопубликованных писем Мазарини. Одно из них, адресованное Монтегю, английскому дипломату, когда-то работавшему в Париже, с пометкой «Париж, 16 сентября 1637», снабжено любопытным примечанием. В нем утверждается, что указание места в опубликованной копии, ныне хранящейся в архиве министерства иностранных дел Франции, — просто ошибка.[253] Так ли это?