Орден Сталина - Алла Белолипецкая

– Нам просто повезло. – Скрябин чуть запнулся. – Если только слово везение уместно в данном случае.

Сталин раскурил, наконец, трубку, встал из-за стола и начал прохаживаться вдоль окон. Шаги Хозяина, обутого в сапоги из мягчайшей кожи, были совершенно бесшумны, и самым громким звуком в кабинете являлось тиканье больших настенных часов.

– Ну, что же. – Усатый человек остановился у того конца стола, где сидел Коля. – Пора вам, товарищ Скрябин, выложить карты на стол. Точнее, не карты, а то, что вы принесли с собой в вашей папке.

– Вы правы, Иосиф Виссарионович, – согласился Николай, но тут же спохватился: – Или, быть может, мне следует называть вас товарищ Сталин? Не сочтите это за дерзость, но я и вправду не знаю, как лучше к вам обращаться.

– Товарищ Сталин не гордый. – Хозяин кремлевского кабинета усмехнулся. – Он на любое обращение откликнется.

– Тогда, Иосиф Виссарионович, взгляните на это. – Коля взялся за концы завязанной бантиком тесьмы. – Только очень вас прошу: не прикасайтесь руками к тому, что увидите. Вам это предупреждение может показаться странным, но, когда я объясню, в чем дело, вы всё поймете. – И, потянув за завязки, студент МГУ жестом фокусника раскрыл папку.

Сталин встал у Николая за плечом, и тот не мог видеть выражения его лица. Однако по воцарившемуся молчанию легко было понять, что Хозяин, по меньшей мере, удивлен: в папке поверх конвертов с фотоснимками и исписанных листов бумаги лежали три пачки папирос «Беломорканал».

– И что это значит? – Сталин, пренебрегая предостережением, потянулся к папиросам, но Николай быстро сдвинул папку в сторону и произнес резко:

– Не трогайте!

– Они что – отравлены? – В голосе Хозяина Коле послышалось скрытое удовлетворение.

– Нет. По крайней мере в общепринятом понимании этого слова. Какие-либо токсические вещества – кроме никотина, разумеется, – в них отсутствуют, это точно: сегодня я носил одну пачку на анализ в химическую лабораторию МГУ. То, что осталось после проведения исследований, пришлось уничтожить. – (Остаток той папиросы, которая использовалась для анализа, и впрямь был уничтожен.) – Таким образом, у меня остались три пачки.

– Из четырех?

– Думаю, что как минимум – из шести. А может, изначально их было и больше, но я мне известна судьба только еще двух.

– И какое это имеет отношение к «Максиму Горькому»? – Сталин указал на папиросы – теперь уже не рукой, а чубуком трубки.

– Самое прямое. Летчик Благин, который на своем истребителе врезался в «Горький», очень любил папиросы «Беломорканал». Так, во всяком случае, говорят его сослуживцы. А перед началом того рокового полета Благина засняли кинодокументалисты, приехавшие на Центральный аэродром. Эту пленку затем изъял НКВД, и нам с Михаилом Кедровым удалось отыскать ее на Лубянке. Там – в одной не совсем обычной фотолаборатории – с этой пленки сделали множество фотографий, и некоторые из них я рискнул взять. Что, наверное, было не очень правильно. Но теперь я принес эти фотографии вам. Вот, взгляните.

Коля вытянул из-под папирос – осторожно, чтобы не коснуться пачек «Беломора» руками, – конверт из плотной коричневой бумаги, а затем извлек из него три не очень четких карточки. На них был запечатлен легкий истребитель «И-5» и два человека возле него: один – в летной форме, другой – в мундире НКВД со знаками различия комиссара госбезопасности 3-го ранга. При этом чекист (лицо его вышло почти несмазанным – Коля выбрал кадр, запечатлевший тот самый момент) передавал летчику маленький предмет квадратной формы.

– Это – Николай Благин? – Сталин ткнул чубуком теперь уже в снимок, метя в пилота.

– Он, – кивнул Скрябин. – Но главное – кто рядом с ним и что он передает ему.

– Передает, как я понял, пачку «Беломора»?

– Именно так. Вот увеличенный снимок. – Николай достал еще одну фотографию, на который маленький предмет стал четко различимой папиросной пачкой. – А человек, передающий папиросы Благину, – это Григорий Ильич Семенов. Я познакомился с ним, когда был на практике.

– Григорий Ильич Семенов, – Сталин повторил это имя, глядя на Скрябина с нескрываемым удивлением – словно только теперь он по-настоящему заметил своего посетителя. – Вы хорошо его помните?

– Конечно. – Теперь настала очередь Коли посмотреть на Хозяина удивленно.

– А вот товарищ Ягода помнит его не очень хорошо, – с коротким и непонятным смешком произнес Сталин. – Но, конечно, это ведь не товарищ Ягода убил Семенова. Я так думаю, его убили вы.

Коле только в первый момент показалось, что это был вопрос.

Воспоминания Анны о вчерашнем походе длились недолго и не смогли отвлечь ее от мысли: что именно происходит сейчас с Николаем Скрябиным – если, конечно, он жив? Впрочем, бывшая летчица почти уверилась, что это так. Если б он умер, ее ощущения в отношении него стали бы иными – может быть, не такими тревожными. Может быть, ей даже стало бы легче, если б она знала, что его больше нет.

– Не смей так думать, – пробормотала она вполголоса, – не смей, навлечешь на него беду…

Но – что там говорить: беду она на него и так уже навлекла. И было слабым утешением думать, что не она втянула его в эту историю, а мерзавец Стебельков. Коля не просто подвергался смертельной опасности: он вступил в игру с самой Смертью. В такой игре победить нельзя; вопрос лишь в том, сколько времени ты продержишься против своего соперника?

Анна и сама играла уже восемь лет – с тех пор, как отец позвал ее на одно из собраний оккультной секты, которая затем переродилась в нечто гораздо большее. И, конечно, Анна вступила в это сообщество, как могло быть иначе? А затем – ее даже не просили отправиться в Москву: она сама вызвалась искать конкурентов – оккультистов, окопавшихся на Лубянке. Что же было сокрушаться теперь, когда она их нашла? Сначала – Стебелькова, а через него – всех остальных?

Впрочем, Стебельков-то как раз был мелкой сошкой. Даже ничтожными парапсихологическими способностями он не обладал. Было просто чудом, что его держали в «Ярополке». И, очевидно, его деятельность там не приносила ему ни достаточных денег, ни достаточных почестей. Завербовать его оказалось нетрудно: Анна купила его услуги в точности так же, как чуть позже их купил Скрябин. Только рыжеволосая красавица платила капитану госбезопасности раз в десять больше, а те, кого она представляла, уж конечно, не постеснялись бы покарать Ивана Тимофеевича, если б тот не отработал должным образом своё жалованье.

Стебельков-то и рассказал ей о тайном хранилище «Ярополка» – куда он сам не мог проникнуть, сколько б ему ни заплатили. Потому-то Анна и решилась на безумную авантюру. После отчисления из авиашколы (куда она поступила без особой необходимости: у неё и так уже был к тому времени летный опыт) она устроилась оператором на фабрику военных и учебных фильмов. И там кропотливо пересматривала все подряд пленки, на которых засняты были сотрудники ОГПУ-НКВД, пока не отыскала то, что ей было нужно: смазанное изображение человека в форме комиссара госбезопасности 3-го ранга. По приметам, названным Стебельковым, Анна опознала главу «Ярополка». А дальше – было делом техники напроситься перемонтировать фильм об открытии «Беломорканала», чтобы встретиться, наконец, с Григорием Ильичом.