Гончий бес - Александр Сивинских

Сбегав к жигулёнку, он вернулся с двумя внушительными устройствами. Они напоминали скорей небольшие прожекторы, прилаженные к мотоциклетным аккумуляторам, чем электрические фонарики. Да и светили, как оказалось, соответственно.

Включив их, мы ступили на лестницу.

* * *

Не знаю, как остальные, а я чувствовал себя археологом, впервые входящим в подземный храм древней цивилизации. Впереди — смертельные ловушки, кровожадные мумии воинов-защитников и, само собой, проклятье давно умерших жрецов. Проклятье тысячелетнее, крепко настоявшееся, а потому ставшее ещё более необоримым и убийственным. А вот ждут ли в конце пути сокровища, бог весть.

Ход был сухим, очень пыльным и довольно широким. На стенах висели светильники, большинство почему-то без плафонов и лампочек. Под потолком тянулись два вентиляционных короба, змеились кабели в толстой чёрной оплётке.

Игорь Годов вышагивал первым. Движения у него были явно нечеловеческими. Руки накрепко прижаты к бокам, ноги в коленях едва сгибаются, торс наклонён вперёд. Казалось, что он просто силится догнать падающее тело, и это ему пока удаётся. Но стоит ему замедлить шаг, как торс перевесит, и легенда русского панк-рока со всей дури врубится мордой в пол.

Следом косолапил дядя Миша с фонарём. Рядом — вооружённая пистолетом Сильвия и держащийся за ней в полушаге Декстер. Руки у него были свободны, но сомнений не было: при малейшей опасности этот ковбой-самурай мгновенно начнёт палить из обоих кольтов или сечь супостата катаной. Потом шли мистер Джи (в правой руке увесистая трость, левая покоится на кобуре с огромным пистолетом), Дарья с дробовиком под мышкой, и Марк Фишер. У толстячка тоже был пистолет, но он его не доставал.

Замыкала шествие наша троица. Отец нёс второй фонарь, а я Жерара. Бес сначала заявил, что побежит самостоятельно. Однако после того как на него едва не наступили разок-другой, благоразумно вернулся к напарнику. Поворчав для порядка, я взял его на руки. С ним мне было как-то спокойней. К тому же я помнил, что в экстренных случаях бес способен плеваться огнём. Пусть ненадолго, секунды на три, этот маленький болтун мог превратиться в настоящий, совсем не шутейный огнемёт. Выпущенная им струя пламени — тонкая и длинная как рапира, прожигала с одинаковой лёгкостью железо, камень и живую плоть. Мёртвую, кстати, тоже.

Мы двигались уже минут пять, не меньше, когда увидели первую дверь. Она располагалась в левой стене и была заперта толстенной железной плитой с круглым иллюминатором сверху и штурвалом посередине. На пыльном стекле иллюминатора чей-то шаловливый палец написал похабное слово.

Годов, не сбавляя шаг, прошел мимо.

— Интересно, что там? — спросил я.

— Золотые слитки, вестимо, — сказал отец. — Видал, какой запор!

— А судя по надписи, кое-что другое, — тявкнул бес, в конспиративных целях подражая моему голосу.

— По какой ещё надписи?

— По каббалистической.

— Что за надпись? — заинтересовался отец. — Я не обратил внимания. Ты её хорошо запомнил?

— Конечно, — самодовольно отозвался бес. — Она была довольно лаконична. Икс, Игрек и N-зеркальное. Всё латиницей.

— Что ещё за эн-зеркальное? — недоуменно спросил отец.

— Ну такое… с тильдой. Вы наверняка эту букву и раньше встречали, Владимир Васильевич, — невинно сказал Жерар.

И тут до отца дошло.

— Кобель ты драный, — с ласковой угрозой проговорил он. — Подлая ты морда. Скотина вшивая. Да я ж из тебя чучело набью и отдам беспризорникам в футбол играть.

На нас обернулся Фишер. Судя по тому, что его физиономия выражало крайнюю степень озадаченности, Жерару удалось изобразить мой голос и впрямь близко к оригиналу.

Мы с отцом переглянулись и захохотали. Бес помедлил и тоже подхватил — азартно и не очень-то по-собачьи повизгивая. Фишер, окончательно сбитый с толку, вжал голову в плечи и ускорился. Вскоре он догнал Годова и дальше шагал рядом с ним.

Продолжая ржать, мы миновали ещё парочку похожих дверей — каждая провоцировала новый приступ смеха — и, наконец, вышли в широкое, но низкое помещение. Тут было немного светлей: горела морковно-оранжевая лампочка дежурного освещения. Влево и вправо открывалось несколько проходов. Некоторые подобно нашему уходили во тьму, один вёл наверх — там виднелись ступени. Вдоль стен громоздились составленные в не-сколько ярусов скамьи — вроде тех, что встречаются в старых кинотеатрах. Скреплённые между собой хлипкие стулья с каркасом из железных трубок, деревянными подлокотниками, поворотным дерматиновым сиденьем и дерматиновой спинкой.

Я представил себя сидящим на таком стульчике среди сотен людей, обречённо ждущих, когда сверху хлопнется атомная бомба, и по хребту у меня пробежал холодок. Смеяться мгновенно расхотелось. И не одному мне.

— Неуютненько, — шепнул Жерар. — Будто в склепе, блин.

Мистер Джи потыкал тростью в валяющийся на полу истоптанный плакат с «поган-кой» ядерного взрыва и объявил на карикатурном русском:

— Спасибо Горби, что кончал холодная война!

— Бать, а кто такой Горби? — спросил я вполголоса.

— Похоже, у тебя проблемы ещё и с криптоисторией, — констатировал отец. — Хотя в школе её не преподают, так что прощаю. Горби — это мелкий бес, соплеменник твоего Тузика. Только он воплотился не в собаку, а в кота. Был тайным советником при Михаиле Горбачёве, играл значительную роль в советской внешней политике. Например, внушил в Рейкьявике президенту Рейгану, что тот любит СССР всей душой. Иностранцы считали, что Горби — сокращённое от Горбачев. Так потом и повелось. После отставки хозяина Горби занялся рекламой кошачьего корма. Достиг больших успехов, между прочим.

— Ох, и здоров же ты врать, Владимир Васильевич! — похвалил я.

— Если бы, — без улыбки ответил отец и громко спросил: — Ну что, бойцы, каковы дальнейшие планы? Может, ну её на хрен, эту войну с саранчой? Пересидим Армагеддон здесь, да и дело с концом.

— Ты, Вовка, кончай провокации, — сказал Конёк-Горбунок. — У американцев чувство юмора слегка перекошенное. Они твоих ментовских шуточек не поймут.

— За мента можешь и в грызло схлопотать.

— Опять дружеская пикировка для поднятия тонуса? — ехидно спросил я.

Оба нарисовали на рожах широкие улыбки и кивнули.

— Нам нужно в сборочный цех. — Дарья повернулась к Годову. — Знаете, как туда пройти?

— Знаю. По земле? Или под землёй?

— Сверху было бы, конечно, приятнее. Но больно уж у нас компания, гм… экзотичная. У охраны обязательно возникнут вопросы. А терять время на разъяснение своих полномочий мне совсем не хочется. Да и скрытность под землёй выше.

Годов кивнул и направился к одному из боковых проходов.

* * *

Память у легенды панк-рока была просто поразительная. И умение ориентироваться на местности тоже. Без него мы наверняка десять раз заблудились бы в этом лабиринте коридоров, казематов, запертых и открытых дверей, тупичков и лестниц. Между прочим, лестницы удивляли меня больше всего. Они вели не только наверх, но и вниз. Какие секреты скрывались в глубинах под бомбоубежищем, можно было только догадываться. Кое-где на стенах были намалёваны надписи, сообщающие о номерах цехов, работникам которых следовало укрываться в том или ином помещении. Но никто кроме Годова не знал связи между номером цеха и его специализацией.