Отрада - Виктория Богачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да меня сон вчера сморил почти сразу, как в избу воротилась, — Отрада покривила душой, растрогавшись неподдельному сожалению Стояны. — Ты б меня и не застала.
— Да? Ну, помогай Род, — подруга отошла на шаг и, запахнув на груди платок, обвела Отраду цепким взглядом. Русая коса ее растрепалась от бега, выбившиеся прядки облепили румяные, кругленькие щечки.
Вся Стояна и была такой: ладная да румяненькая, круглая и справная, словно репка. Росточком пониже многих девок, но свое взяла крутыми бедрами да высокой грудью. Все в ней дышало здоровьем и бабьей статью, но отец не спешил пока ее сватать. Высматривал жениха получше да побогаче.
— Мне мамка сказала, у колодца бабы уж говорят, что кузнец наш тебя едва ли не голую из воды за косу достал, — Стояна покатилась от хохота, а Отрада зарделась что маков цвет.
— Не так все было, — она фыркнула и опустила взгляд.
— А ты чего раскраснелась? Чего раскраснелась-то? — подруга, почуяв неладное, тотчас налетела на нее с вопросами. — Не прочь, чтоб кузнец за косу без рубахи потаскал?
— Стояна! — Отрада негодующе зашипела и теперь уже сама принялась озираться по сторонам. — Совсем ты ума лишилась!
— Ой, ой, ой, — разошедшись, подружка никак не унималась. — Ты это дурное дело брось. Али не слыхала, что он по Нежданке сох?
— По Нежданке? Это которая невестка старосты нашего?
— Да-да, — Стояна деловито закивала и, подражая взрослым бабам, завела обстоятельный, неторопливый рассказ. — Она ж красивой была, особливо пока за Лешко не пошла. За ней все парни таскались... мне сестра говорила, она как раз в ту весну в девках ходила, жениха ждала. Так вот, парни головы вслед Нежданке сворачивали. А она, вроде как, к Храбру льнула. Ну, и он к ней. Губа у нее была не дура: старший сын старосты, кузнец...это ж еще три весны назад было. Храбр ей браслеты выковал. И хоть отец его, мир его праху, против такой невестушки был, уж больно Нежданка вертлявая девка, все же Храбр ее за себя посватал. И по рукам ударили.
Отрада слушала Стояну, слегка даже рот раскрыв от удивления. И гадала все, как она о таком и ведать не ведала... Только тогда поняла, когда подружка сказала, что случилось все три весны назад. А у нее отец как раз в ту пору умер. Она не помнила, как они тогда с матушкой жили. Воспоминания туманом покрылись и похоронены давно в самом дальнем уголке памяти.
Немудрено, что любовные волнения да терзания, что в общине тогда случились, ее стороной обошли.
— Но тут Лешко под руку попался... Он ее дарами богатыми увлек. Вот Нежданка и купилась, она на серебро падкая, манкая. Их род самым богатым был, даже когда жив был наш староста Славута Володимирович, батька Храбра.
Стояна замолчала, чтобы перевести дух. Со смешком поглядела на Отраду и положила той руку на плечо.
— Эй, ты чего побледнела так? Дурно? Притомила я тебя своими разговорами?
— Нет, нет, — Отрада помотала головой. И добавила с неподдельным жаром. — Мне, напрочь, занятно очень!
— Ну, коли занятно, так слушай, — Стояна понятливо усмехнулась. — Пошла Нежданка за Лешко. А от слова, даденного Храбру, отказалась. Ее батька им и выкуп заплатил – вестимо, деньгами Зоряна Неждановича. Я слыхала, они тот выкуп беднякам на ярмарке раздали, весь, до последней монетки.
У Отрады, пока подружка говорила, в голове крутилась дюжина вопросов. Но спросить она ничего не поспела, потому что, хватившись дочки, на крыльцо избы вышла недовольная мать Стояны.
— Ах ты! Ты пошто шляешься, негодная? Тесто уже через край переваливается! А ну вертайся немедля, пока я тебе косу не оборвала!
Втянув голову в плечи, Стояна помчалась в избу, даже не оглянувшись на Отраду. Та поглядела, как мать подталкивает непутевую дочку к двери, и пошла своей дорогой. Заболтались они, а ведь и ей поспешать следовало.
Матушка встретила ее торопливыми хлопотами: заворачивала последний каравай в рушник и бережно укладывала его в плетеный кузовок поверх первых двух.
— Идем, идем, Радушка. И так припозднилась ты! – Любава вытолкнула ее на крыльцо, не дав толком войти в избу. – Мало ли, еще Храбра не застанем!
Она молча забрала у матери тяжелый кузовок и перекинула через локоть плетеную ручку. Помыслила еще: спросить али нет про Храбра да про Нежданку... Но устыдилась саму себя и пообещала, что впредь о таких дурных вещах думать она не станет. Какое ей дело до сватовства кузнеца!
Они спустились вниз по холму и уже подошли к лесной опушке, когда Любава спросила:
— Что с тобой, Радушка? Лица на тебе нет!
Она вымученно улыбнулась в ответ.
— Все ладно, матушка. О вчерашнем вспомнила просто... сызнова испужалась.
Мать ласково погладила ее по щеке, и Отраде сделалось стыдно. Негоже лгать-то родительнице! Но как объяснить, что думала она одновременно и про синяки Нежданы, и про серые глаза Храбра, и как давеча улыбался ей смешливый Земовит с пушистыми кудрями, и про шепотки, которые летели ей в спину, пока она почти бежала домой...
7.
Они поднялись по лесной тропинке на холм, на котором стояли изба и кузня Храбра – в отдалении от всех прочих, как и было заведено. Любаве забираться вверх да еще и по снегу было нелегко. Закололо пуще прежнего сердце, и она, посматривая, чтобы не углядела дочка, засунула под тулуп ладонь и легонько растерла место, где болело. Так ей присоветовала делать знахарка Верея.
Отрада никогда прежде в гости к кузнецу не захаживала – да и с чего бы ей? – и потому с любопытством глазела по сторонам. А уж после рассказа Стояны, и подавно девку любопытство взяло.
Ладненькая, с узорчатыми причелинами да резными наличниками, с коньком на крыше да символом Перуна под ним, изба-шестистенок глядела на нее слюдяными окошками и высоким крыльцом.
Она аж голову задрала, рассматривая узор на причелинах: бежали по дереву волны да круги, катилось
