Наука о чужих. Как ученые объясняют возможность жизни на других планетах - Антон Иванович Первушин

казни на Площади Цветов. Всё-таки он жил в эпоху позднего Возрождения, когда произошёл перелом в осмыслении действительности и из системы догм, продержавшихся целое тысячелетие, всякий философ выводил произвольные следствия, ограниченные только размахом воображения. Например, английский астроном Томас Диггес в работе «Совершенное описание небесных сфер, соответствующее древнейшему учению пифагорейцев, недавно восстановленному Коперником, и доказанное геометрическим способом» (А Perfit Description of the Caelestiall Orbes according to the most aunciente doctrine of the Pythagoreans, latelye revived by Copernicus and by Geometricall Demonstrations approved, 1576) утверждал гелиоцентрическую систему, дополняя её собственными доказательствами бесконечности Вселенной: хотя он считал внешний космос «обителью блаженства, украшенной вечно сияющими во славе бесчисленными огнями, далеко превосходящими количественно и качественно наше Солнце», но всё же приходил к выводу, что звёзды не закреплены на общей сфере, а рассеяны по всему пространству за пределами известных планет.

Процесс пересмотра аристотелевской космологии продолжился и в XVII веке, причём с учётом «еретических» концепций Джордано Бруно. У астрономов наконец-то появился инструмент, с помощью которого можно было перейти от пустопорожнего теоретизирования к непосредственным наблюдениям. И этот инструмент, названный «телескопом», очень быстро не оставил от геоцентрической системы камня на камне.

1.3. В гостях у селенитов

Великий итальянский математик Галилео Галилей, вошедший в историю созданием первого телескопа для профессиональных астрономических наблюдений, отличался вольнодумством ещё в молодости. На формирование его космологических взглядов, как считается, повлияли переводы трактатов Крескаса и фундаментальная работа Коперника. При этом, впрочем, Галилей придерживался концепции уникальности земного мира, поскольку доводы Аристотеля в этой части казались ему убедительными.

В начале своей научной карьеры Галилей занимался изучением движения тел с целью описать его средствами математики и таким образом заложил основы физико-математического метода, в котором видел единственный способ преодолеть ограничения чувственного познания и заглянуть в пространства, находящиеся вне нашего повседневного восприятия. На этом пути он неизбежно должен был прийти к пересмотру умозрительных построений античного философа, которые были оторваны от практики, базируясь исключительно на логических обобщениях.

На новые идеи Галилея навели труды немецкого математика-астролога Иоганна Кеплера, выпускника Тюбингенского университета, который был сторонником гелиоцентрической системы и, отталкиваясь от неё, пытался найти в «устройстве» неба геометрическое совершенство. Для этого Кеплер в 1600 году начал работу помощником у выдающегося датского астронома Тихо Браге, известного скрупулезностью наблюдений. К сожалению, Браге не смог отказаться от геоцентризма, однако благодаря анализу движения Большой кометы 1577 года предположил, что кометы не могут считаться атмосферным явлением, как полагал Аристотель, поэтому небесных сфер не существует, а между планетами Солнечной системы царит пустота. Используя данные датчанина применительно к гелиоцентризму, Кеплер быстро обнаружил, что, во-первых, у планет разная скорость обращения вокруг Солнца, причём она уменьшается с их удалённостью, а во-вторых, орбиты планет не круговые, а эллиптические. В конце концов Кеплер пришёл к выводу, что источник движения планет не может находиться на периферии, как считал Аристотель, а заключается в самом Солнце. Галилей, переписывавшийся с Кеплером, всячески поддержал обновлённую гелиоцентрическую модель, но, как ни странно, отверг идею о том, что орбиты могут быть не круговыми, а эллиптическими.

Интерес к серьёзным занятиям астрономией пробудился у Галилея осенью 1604 года, когда в небе вспыхнула звезда, впоследствии получившая название «сверхновая Кеплера», поскольку набиравший авторитет математик занимался её систематическими наблюдениями и написал по результатам большую статью «О новой звезде в ноге Змееносца» (De Stella Nova in Pede Serpentarii, 1606). Сам Кеплер считал появление сверхновой доказательством подобия небесных тел и Земли, то есть в её «рождении» он увидел факт слияния далёких планетоподобных объектов, произошедшего в силу какого-то природного процесса.

Рис. 5. Галилео Галилей показывает венецианскому дожу, как пользоваться телескопом. Фреска Джузеппе Бертини. 1858 год. Вилла Андреа Понти, Варезе (Италия).

Однако до тех пор, пока не было инструмента для изучения неба, любые теории оставались умозрительными. В мае 1609 года до Галилея дошло известие об оптическом приборе, который изобрёл производитель линз Иоганн (Ханс) Липперсгей. По преданию, дети Липперсгея, играя с испорченными линзами, обнаружили, что их сочетание позволяет «приближать» отдалённые предметы. Изобретение сразу заинтересовало моряков и военных, а Галилей понял, что его можно приспособить для наблюдений за небесными телами. Благодаря хорошим познаниям в оптике он быстро добился успеха: его телескоп давал десятикратное увеличение против трёхкратного у самых лучших подзорных труб. Демонстрация возможностей телескопа Венецианскому городскому совету произвела фурор, после чего Галилей стал авторитетным учёным и мог, не заботясь больше о деньгах, продолжить исследования.

Осенью 1609 года Галилей добился двадцатикратного увеличения и в ноябре направил свой телескоп на Луну. Зрелище поразило его: оказалось, что поверхность ближайшего небесного тела, которое считалось идеальным гладким шаром, имеет высокие горы и глубокие впадины. В отчёте о первых наблюдениях с помощью телескопа «Звёздный вестник» (Sidereus Nuncius)[2], опубликованном в марте 1610 года, Галилей писал: «Из часто повторенных наблюдений их мы пришли к такому мнению, что с полной уверенностью можем считать поверхность Луны не такой уже совершенно гладкой, ровной и с точнейшей сферичностью, как великое множество философов думает о ней и о других небесных телах, но, наоборот, неровной, шероховатой, покрытой впадинами и возвышениями, совершенно так же, как и поверхность Земли, которая то здесь, то там отмечается горными хребтами и глубокими долинами».

Также учёный сообщал о том, что Млечный Путь – это огромное скопление звёзд, а в созвездии Ориона и в Плеядах звёзд намного больше, чем способен увидеть человеческий глаз, но главное, у Юпитера есть спутники: «Мы имеем великолепный и наияснейший довод для устранения сомнений у тех, которые спокойно относятся к вращению в коперниковской системе планет вокруг Солнца, но настолько смущаются движением одной Луны вокруг Земли, в то время как обе они совместно описывают вокруг Солнца годичный круг, что даже считают необходимым отвергнуть такое строение Вселенной как невозможное. Теперь мы имеем не только одну планету, вращающуюся вокруг другой… но наши чувства показывают нам четыре светила, вращающиеся вокруг Юпитера, как Луна вокруг Земли».

Значение открытий Галилео Галилея для космологии и ксенологии трудно переоценить. Для пересмотра аристотелевской модели мироздания хватало бы и гор на Луне, однако наличие системы планетоподобных спутников у Юпитера подрывало основы здания средневековой астрономии, которое тщательно строили больше тысячи лет!

Ожидаемо многие образованные современники Галилея поначалу отказались признать его открытия реальными. Даже Кеплер высказался юмористически: «Непонятно, к чему быть [спутникам], если на этой планете нет никого, кто бы мог любоваться этим зрелищем». Но позже, получив экземпляр телескопа,