Глава Джулиана - Р. Дж. Паласио

И я подумал: «Ага! Так это Ави настучал мистеру Попкинсу о записках! Ну и гад!!!»

Мама быстро прочла, подняла брови и передала листочки папе. Он прочел и перевел взгляд на меня.

— Это ты написал, Джулиан? — И он показал мне записки.

Я сглотнул. И тупо на него уставился. Он протягивал мне листки, а я просто пялился на них, и всё.

— Ну… э-э-э… — наконец выдавил я, — кажется, да. Но, папа, они тоже писали записки!

— Кто писал записки? — спросил папа.

— Джек и Ави, — ответил я. — Они тоже подбрасывали мне записки! Это был не только я!

— Но это же ты начал, правда? — сказал мистер Попкинс.

— Прошу прощения, — сердито вмешалась мама. — Не будем забывать, что это Джек Тот ударил Джулиана и выбил ему зуб, а не наоборот! Очевидно, здесь имеет место остаточный гнев…

— Сколько таких записок ты написал, Джулиан? — перебил ее папа, постучав по запискам, которые я держал в руке.

— Не знаю… — сказал я. Было трудно выжимать из себя слова. — Наверное, шесть или вроде того. Но остальные не были такими… ну, знаешь, плохими. Эти самые плохие из всех, что я написал. Другие не такие… — Голос у меня сорвался, когда я стал перечитывать, что написал на этих трех листках.

«Эй, Дарт Омерзительный. Ты такой безобразный, тебе надо носить маску каждый день!»

И: «Ненавижу тебя, урод!»

И последняя: «Готов поспорить, даже твоя мать хотела бы, чтоб ты никогда не родился. Ты должен оказать всем любезность — и умереть».

Конечно, когда я их читал сейчас, они казались мне хуже, чем когда я их писал. Но тогда я очень злился — суперзлился. Я только что получил одну из их записок и…

— Погодите! — Я полез в карман. И нашел последнюю записку Ави и Джека, ее подкинули мне в шкафчик вчера. Она теперь была вся смята, но я протянул ее мистеру Попкинсу, чтобы он прочитал. — Поглядите! И они надо мной издевались!

Мистер Попкинс взял записку, быстро ее прочитал и передал моим родителям. Мама прочитала и уставилась в пол. Папа прочитал и озадаченно покачал головой.

Он отдал записку мне, и я перечитал ее.

«Джулиан, ты такой красавчик! Джун ты не нравишься, но я хочу от тебя детей! Понюхай мои подмышечки! С любовью, Бьюла».

— Кто такая эта Бьюла? — спросил папа.

— Не важно, — ответил я. — Сам не знаю. — Я отдал записку мистеру Попкинсу, а тот — директору Дженсену. Когда директор Дженсен ее читал, я заметил, как он пытался спрятать улыбку.

— Джулиан, — сказал мистер Попкинс, — три записки, которые написал ты, по содержанию ни в какое сравнение не идут с этой.

— Не думаю, что кто-либо, кроме Джулиана, может оценить содержание записки, — сказала мама. — Не важно, считаете ли вы, что одна записка хуже другой или нет, — важно, что она значит для человека, который ее читает. Дело в том, что Джулиан был влюблен в Джун весь год, и наверняка этот текст ранит его чувства…

— Мам! — закричал я и закрыл лицо руками. — Перестань!

— Я говорю только, что эта записка может ранить чувства ребенка, понимаете ли вы это, или нет? — повторила мама мистеру Попкинсу.

— Вы серьезно? — Мистер Попкинс покачал головой. Таким сердитым я никогда еще его не видел. — Вы правда сейчас говорите мне, что вас не ужасают записки, которые написал ваш сын? Потому что меня — еще как ужасают!

— Я не защищаю его записки! — кипятилась мама. — Я просто напоминаю вам, что не он один принимал в этом участие. Вы должны понимать, что Джулиана, естественно, спровоцировали.

— Послушайте, — директор Дженсен вытянул перед собой руку, как регулировщик движения, — никто и не сомневается, что у записок есть предыстория.

— Их записки ранили мои чувства! — Мой голос звучал так, будто я вот-вот расплачусь, но я был и не против.

— Не сомневаюсь, что их записки ранили твои чувства, Джулиан, — ответил директор Дженсен. — И ты тоже пытался ранить их чувства. В этом-то и проблема: каждый пытается задеть другого, и потом все выходит из-под контроля.

— Именно так! — сказала мама, точнее, выкрикнула.

— Но факт в том, — продолжал директор Дженсен, подняв палец, — что есть предел, Джулиан. Есть черта. Ты в своих записках ее преступил. Они абсолютно неприемлемы. Если бы Ави прочел их, как, думаешь, он бы себя чувствовал?

Он так буравил меня глазами, что я хотел исчезнуть под диваном.

— То есть он их не читал? — спросил я.

— Нет. Слава богу, вчера о них сообщили мистеру Попкинсу, и он открыл шкафчик и перехватил записки до того, как Ави их увидел.

Я кивнул и опустил голову. Признаться, я был рад, что Ави их не прочел. Думаю, я знал, что имел в виду директор Дженсен, когда говорил про «преступить черту». Но потом я подумал: «Так если это не Ави меня заложил, то кто же?»

Мы все тихо посидели минуту или две. Было ужасно неловко.

— Ну хорошо. — Папа потер ладонью лицо. — Разумеется, теперь мы осознаем серьезность ситуации и… сделаем с этим что-нибудь.

Я еще ни разу не видел, чтоб папе было так неудобно. Прости, пап!

— У нас есть рекомендации, — ответил директор Дженсен. — Разумеется, мы хотим помочь всем, кто оказался вовлечен…

— Спасибо за понимание. — Мама взяла сумочку и встала с дивана.

— Но есть и последствия! — сказал мистер Попкинс, глядя на маму.

— Прошу прощения?

— Как я говорил в самом начале, — вмешался директор Дженсен, — мы придерживаемся очень строгой политики в том, что касается травли.

— Ну да, мы заметили, какая она строгая, когда вы не исключили Джека Тота за то, что он ударил Джулиана, — парировала мама. Вот так, мистер Попкинс!

— Вы что, серьезно? Это совершенно другая история! — отмахнулся мистер Попкинс.

— О, неужели? — ответила мама. — Бить, да к тому же в лицо — по-вашему, не травля?

— Ну хватит, хватит. — Папа поднял руку, не давая мистеру Попкинсу ответить. — Перейдем уже к делу. Какие именно рекомендации, Хэл?

Директор Дженсен посмотрел на него.

— Джулиана исключают на две недели, — сказал он.

— Что?! — вскричала мама, глядя на папу. Но папа глядел на Дженсена.

— Кроме того, — продолжал директор Дженсен, — мы рекомендуем психотерапию. Медсестра Молли даст вам имена нескольких психологов, с которыми, на наш взгляд, Джулиану следует поработать…

— Это возмутительно! — гневно перебила мама.

— Погодите, — опешил я. — То есть мне нельзя ходить в школу?

— Две недели, — ответил мистер Попкинс. — С настоящего момента.