Воспоминание о будущем - Михаил Хазин

Нужно отметить, что в любом случае опыт государственного управления, полученный мной в середине острокризисных 90-х годов, когда нужно было в ограниченный срок решать конкретные, часто очень болезненные вопросы, показал, что типовые модели в таких случаях не работают. Более того, на один и тот же вопрос, например о причинах роста инфляции или увеличения доли нелегального налично-денежного оборота, в разное время находились разные ответы. То есть каждый раз приходилось искать конкретный параметр, отвечающий за исследуемый эффект. И многочисленные совещания, посвященные поискам конкретных причин конкретных проблем, показали мне, что универсальные модели работают в реальной жизни очень плохо.

Можно отметить и еще одно обстоятельство. Когда я пришел в Министерство экономики в 1994 г., там еще работало очень много специалистов с опытом Госплана СССР. И на многочисленных совещаниях, на которых обсуждались различные проблемы экономики (их тогда было не просто много, а колоссально много), все время оказывалось, что точные причины тех или иных явлений называют не абстрактные теоретики, а как раз старые практические специалисты. И каждый раз, когда я оказываюсь в среде этих самых теоретиков, я вспоминаю эти совещания – и вижу, насколько их абстрактные рассуждения далеки от реальности.

Причины тут понятны: опытные профессионалы оперируют значительно большим объемом параметров, чем можно включить в обозримые модели, и способны, исходя из своего личного опыта, критически оценивать, какие из них играют принципиальную роль в конкретных обстоятельствах. Но насколько велика разница, нужно все-таки посмотреть своими глазами.

В общем, я думаю, что без особой вероятности ошибки можно сказать, что абстрактные теоретики не выигрывали в споре никогда.

Именно по этой причине я практически отказался от применения математических моделей в этой книге, именно по этой причине мы практически не используем их в своей теории, которая была создана для описания современного кризиса. Если речь идет не об изучении очень конкретных приложений в очень узкой ситуации, они, в общем, не работают. Но ведь сам-то процесс развития идет! И по этой причине мы попытались найти тот самый главный фактор, который определяет экономическое развитие последних столетий.

Если отвлечься от всех ложных путей, неправильных догадок и (как стало понятно значительно позже) не совсем адекватных рассуждений, можно попытаться восстановить базовую линию наших размышлений. Ну, точнее, как я уже писал выше, моей интерпретации этой линии, появившейся в процессе общих обсуждений сложившихся проблем. Началась она, естественно, с конкретных вопросов, которые выглядели на первом этапе достаточно оторванно от базовой экономической теории.

Например, с таких: почему в античном Риме канализация была, а в Париже ее снова начали проводить только в 60-е годы XIX в.? Почему в античном Риме были мануфактуры, а во времена Средневековья, раннего во всяком случае, их не было? В какой момент банки, деятельность которых христианской церковью сильно не приветствовалась, теоретически во всяком случае, стали не просто легальными институтами, но и получили уникальные для других сфер деятельности права (частичное резервирование)? Почему капитализм начался именно в XVI в.?

Разумеется, точного ответа на эти вопросы нам получить не удалось, по поводу каждого из них написаны книги, из которых можно составить библиотеки. Но некоторое направление мысли они нам дали. И состояло это направление в том, что мы поняли, что в античном Риме теоретически мануфактур не должно было быть! По очень простой причине – там не могло быть спроса, в современном его понимании!

То есть сами мануфактуры, производительность труда на которых была выше, чем у рядовых граждан (напомним, рабовладельческий строй, натуральное хозяйство!), быть могли. Но вот куда они могли девать свою продукцию? Кто ее должен был покупать? Мне на это возразят, что Рим был миллионным городом (кстати, в Европе через 1000 лет город в 20 000 человек населением считался очень крупным), в котором были крупнейшие рынки, и я соглашусь, но откуда у римских жителей были деньги? Что они такое делали, что производители пшеницы из Северной Африки и украшений из Греции и с Востока, пряностей и шелка из Китая соглашались обменивать свою продукцию на это что-то? И вообще, производить что-то в таких колоссальных объемах, намного превышающих их собственные потребности?

Еще раз повторю, речь идет о рабовладельческом строе, при котором большая часть населения жила в рамках натурального хозяйства!

Собственно, тут нужно привести некоторое количество цифр и фактов. Просто, чтобы оценить масштаб стихийного бедствия.

Но начнем мы с цитаты одного очень известного автора.

Не правда ли, это описание больше напоминает коммунизм (от каждого по способностям – вот, пить умею! – каждому по потребностям), нежели нищету Древнего мира? Но не преувеличил ли Гумилев благосостояние граждан Римской империи? Что говорят об их доходах экономические историки (рис. 2)?

По меркам 2017 г. примерно 1100 долларов по покупательной способности 1990 года, не очень много (уровень современных Монголии и Северной Кореи). Но если взять относительно близкий 1820 г. (когда уже изобретены паровые машины и вовсю развивается Промышленная революция), то обнаружится, что в тогдашней Франции этот доход был 1135, в Италии – 1117, в Германии – 1077 [Maddison]. В Римской империи (не в столице, а во всей многомиллионной империи) люди жили на уровне, или даже богаче, чем в самых богатых странах Европы начала XIX в.!