Кубанские зори - Петр Ткаченко

Зачем ты, Боже, караешь нас недомыслием и неведением?..

Защита теперь столь запоздало советского строя, как уникального уклада жизни, вовсе не означает оправдания тех безобразий, которые творились именем советской власти в двадцатые годы. Не эти безобразия, не террор и репрессии образовали, в конце концов, советский уклад жизни, а народная воля и пробудившаяся энергия людей. К сожалению, это простое и очевидное положение остается пока по сути не постигнутым, что сказалось и в очерке Петра Кирия о Рябоконе.

Может быть, были и другие попытки обратиться к этому, удивительно притягательному облику, будоражащему умы и души людей, его знавших или слышавших о нем. Уроженец хутора Лебеди, житель хутора Протичка Захар Иванович Беспалько, сообщивший мне чрезвычайно важные свидетельства о Рябоконе, рассказал, как они, мальчишки, мечтали написать о нем повесть. Был у них в школе задиристый паренек Федя Рябо-конь, который предлагал: «Давайте напишем книгу о Рябоконе!» Не написали. Видно, жизнь закрутила так, что школьные мечты потонули в ней.

Летом 1997 года в редакции краснодарской газеты «Казачьи вести» раздался звонок из Франции. Старческий женский голос сообщил, что у них в семье есть рукопись о Рябоконе. Было дано обещание переправить ее на Кубань, прислать или передать с туристами. Но прошло время, и больше никаких вестей из Франции об этой рукописи не пришло…

В подконтрольной, лукавой литературе память о Рябоконе не удержалась. Сохранилась она в легендах о нем и в преданиях. Да еще в песне, поистине народной, надрывной песне не только собственно о нем, но и печальной участи всего края. Я выловил эту песню в Москве, привезенную в равнодушную столицу тоскующими по родине кубанцами.

Интересна сама история создания песни. Удивительно, что даже в песне имя Рябоконя все так же скрывается. Как говорили исполнители, его заменили на имя Рябовола, дабы песня могла звучать прилюдно.

Николай Степанович Рябовол, председатель Кубанской краевой Рады, погибший от рук, по всей видимости, деникинцев в 1919 году в Ростове-на-Дону, тоже был человеком примечательным, по-своему понимавший интересы родного края. Он пал жертвой самостийничества. В самый решающий и трагический период борьбы на юге России Рябовол выражал волю кубанских самостийников, отстаивая право на отдельную, самостоятельную Кубанскую армию, в то время как А.И.Деникин требовал полного подчинения кубанцев Добровольческой армии. Личностью же эпической, легендарной Рябовол, безусловно, не был. Он был чиновник, политик, выражающий идеологию самостийничества, для народа оказавшейся гибельной.

Да, трагическая смерть Рябовола глубоко взволновала кубанцев, как и всякое коварное убийство. На его смерть Дмитрий Петренко написал песню. Трудно теперь сказать, действительно ли она пелась, или же осталась лишь стихотворным откликом. Но очевидно, что текст Петренко со временем приобрел иное значение. Примечательные изменения внес в песню народ, а главное — вместо Рябовола песня стала посвящаться Ря-боконю. Может быть, сыграло свою роль созвучие фамилий.

В песне Петренко:

Нэма слив, шоб всэ сказаты,

Наша люба, ридна маты.

В народной песне:

Нэ зна в свити шо сказаты

Кубань ридна наша маты.

Обычная жалоба на то, что словом невозможно выразить безутешное горе заменена в песне народной обобщением большой поэтической силы, где с гибелью своего героя Кубань лишается всего — самого образа выражения, лишается слова, голоса, а значит и смысла своего бытия… Так можно сказать лишь о человеке, действительно выражавшем и воплощавшем народные понятия, кому было ведомо нечто такое, что большинству людей оставалось недоступным.

В песне Петренко:

Хиба ты, Кубаню, мыла,

Таку долю заслужила?..

В народной песне:

Тым, Кубаню, ты нэ мыла,

Шо Рябоконя ты сгубыла…

Вот эта песня, посвященная Василию Федоровичу Рябоконю:

Плач, Кубаню, край наш ридный,

Лэжыть убытый сын твий бидный.

Тым, Кубаню, ты нэ мыла,

Шо Рябоконя ты сіубыла…

Пишлы тугы скризь полямы,

Льются слезы скризь ричкамы.

Нэ зна в свити шо сказаты

Кубань ридна наша маты.

Что же это был за человек и чем таким он покорил людей, что его возможная гибель связывалась с гибелью роднбго края, утратой им своего выражения и самого места в этом мире — «Нэ зна в свити шо сказаты…»?

Были еще песни, посвященные Василию Федоровичу Рябоконю. Но от потаенного, катакомбного их бытования, они быстро забывались, выветриваясь из общественного сознания новых поколений людей. От одной песни остались только две строчки:

Нэма батька Рябоконя —

Нэма правды и закона.

Примечательно, что здесь Рябоконь соотносится с самой правдой, и его гибель воспринимается как попрание правды.

Чиновникам и политикам, как известно, народ таких песен не слагает тем более тем, кто проводил сомнительную политику, обернувшуюся народным горем. Несмотря на то, что они о себе мнят, пока безумствуют и правят. Народ посвящает песни героям, затронувшим такие потаенные струны, на которые не может не отозваться живая, чуткая человеческая душа.

Поражает и то, с какой последовательностью и настойчивостью, вплоть до сегодняшнего дня, гасилась всякая память о Рябоконе. Та старательность и неуступчивость, с которыми это делалось и делается, позволят видеть в них не случайность, но преднамеренность и умысел.

Кто знал, кто мог предположить, что здесь, в затерявшемся среди камышей и плавней хуторе Лебеди разрешался основной, вселенский вопрос человеческого бытия, что здесь столкнулись мировые силы, определившие характер борьбы и будущее этого края и всей страны. Буря бушевала везде, по всей России, но здесь, видно, произошло какое-то завихрение ее, приоткрывшее смысл происходившего.

Он, Рябоконь, олицетворял ту незримую, но неодолимую народную силу, которая долго бродила и переплавлялась в России, пока не воплотилась в казачество, составлявшее по ее окраинам, по ее рубежам защитный пояс, силу своенравную, своевольную, силу неподатливую и непокорную, которую более всего ненавидели переустроители мира по новому штату, так как она более всего мешала им в их безумствах, неистовствах и беснованиях. А потому в том, что он был выставлен бандитом, нет ничего удивительного. Удивительно и печально иное: он остается бандитом в сознании тех, кто тоже вроде бы должен воплощать ту же народную силу, — потомках гонимых, униженных и уничтожаемых.

Эта кубанская трагедия должна была во что-то воплотиться, в какое-то творение духа, что и подтверждается печальной народной песней. Не выразилась, не воплотилась. А теперь время безнадежно упущено. Рассказывать о происходившем больше некому. Расспрашивать и выслушивать больше некого. К тому же изменилось само общество, вновь уверовавшее в новые идеологические пустышки или не находящее в себе сил им сопротивляться. Общество, в котором из сознания изымается культура, литература, то есть гасится сам дух человеческий, как нечто ненужное и лишнее, не имеет будущего.