Запретная кровь - Евгения Исмагилова

Бой с одеялом был проигран окончательно, когда виконт, неудачно согнув шею, позволил ему оказаться почти на животе. Теперь он лежал, неудобно накренившись, не в силах выпрямиться и без единого шанса достать проклятую тряпку. Снова обстоятельства складывались против него! Виконт кряхтел, ерзал в одеяле, весь вспотел, пока после сотни неудачных попыток не сдался.

– Йоханна! – крикнул он, отплевываясь – ворс противно прилип к языку. – Тьфу ты!.. Йоханна, тащи сюда свою задницу!

Тишина. А затем привычное шарканье старческих ног. Ну наконец-то! Еще каких-то пару веков, и старуха-обережница будет здесь!

– Вашмилость, – проворчала хожалка, не успевшая снять чепец для сна, – чего это вы в такую рань? Неужели обделались?

Йоханна вошла в комнату, и ее грузная фигура заполнила собой весь дверной проем. Повезло, что ей достался облик медведицы: весьма удобно, когда приходится ворочать туда-сюда его больное, неподатливое тело.

– Помоги мне!

Медведица раскутала его и принялась разминать конечности, сгибая и разгибая, выворачивая и оттягивая. Людвиг наизусть знал все упражнения. Затем она молча растерла его вонючей мазью, обмотала бинтами, вновь завернула в особую ткань, а затем – в одеяло. Несмотря на почтенный возраст, Йоханна оставалась ловкой, способной управляться с его немощным телом.

– Мне снились черви, – заявил Людвиг. – Быть беде.

– Вот еще! Напридумываете всякой ерунды, потом сами страдаете, – отмахнулась медведица.

Она никогда всерьез не воспринимала его сны.

Он не стал спорить. Скоро она сама все увидит.

Еда за завтраком казалась безвкусной, даже вид любимых пирожных не вызывал в нем аппетита. Людвиг не замечал, как ест: стоило ему сесть у окна – и он сразу растворился в осточертевшем за столько лет пейзаже.

Сосна, стена, близнецы-башни и зубчатая даль леса. Лорианна рассказывала, что у замка растут дикие розы – вдоль всех стен, а летом они сладко пахнут. Сколько Людвиг ни просил ее показать хотя бы один цветок, сестра так и не принесла ни одного лепестка. Ей давно было уже не до братца-калеки.

Тем временем в Аэнорском замке начинался новый день.

* * *

Глядя в окно, Вигги заметил, что королевской сосне, растущей во дворе вот уже добрую сотню лет, ветром пообломало ветки. Теперь они валялись на мостовой, раздавленные лошадиными копытами, смешанные с конским навозом. Какой-то слуга удрученно их собирал. Гранитные стены и донжоны поблескивали в скудном свете солнца. Внутри комнаты потрескивал камин, и отсветы пламени плясали на полу. Ничего не менялось.

– Что-то вы плохо выглядите, вашмилость, – заключила хожалка, снова заворачивая его в одеяло. – Совсем ничего не ели! Так вон и похудеете, будете тощий, как палка, и что я скажу вашей сестре? Она ведь решит, что я совсем дура старая, вас запустила!

– О, Йоханна, не стоит беспокоиться, я ни за что не похудею, чтобы облегчить тебе жизнь. Завтра съем двойную порцию пирожных, так и скажи повару.

Медведица лишь усмехнулась. Села в кресло и принялась раскладывать карты – был у нее такой грешок.

– Погадай на меня, – попросил Людвиг, хотя и не верил во всю эту чушь. Попросил скорее из вежливости, чтобы сделать Йоханне приятно. – Погадай на любовь.

– Тоже мне, придумаете! Любовь! – фыркнула хожалка, но все же принялась раскладывать карты. – Все, что вам светит, – это любовь клопов к вашей кровушке!

Людвиг усмехнулся и прикрыл глаза. Силы покидали его. Опять кружилась голова. Когда он закрывал глаза, казалось, что его качает невидимая карусель.

– Эко оно как! – пробормотала Йоханна, собирая колоду. – Что за ерунда?

– Что там?

– Карты врут, давайте-ка еще раз.

– Что там, Йоханна? – настойчивее спросил он, зная, как серьезно она к этому относится.

Медведица разложила пасьянс во второй раз и снова охнула – еще громче. Затем показала ему карту шута в колпаке с бубенцами и с идиотским выражением лица.

– Это вы, вашмилость. Выпадает либо скоморох, либо отшельник. Почти одно и то же в вашем случае.

– А кто моя возлюбленная? – поинтересовался Людвиг и ехидно добавил: – Зазнобушка моя, свет очей моих, любовь всей моей жизни! Кто же она, та счастливица?

Йоханна молча показала карту. Чудовище с горящими желтыми глазами, в пасти которого истекал кровью измученный рыцарь.

Людвиг открыл было рот, чтобы пошутить о неписаной красоте невесты, как вдруг на него накатило: будто слизнуло волнами огненной реки и куда-то понесло. Губы пересохли и потрескались, по лицу градинами потек горячий соленый пот. Людвиг больше не мог дышать, лишь бесполезно открывал рот, как рыба, выброшенная на раскаленный песок. Воздуха не хватало, он вот-вот задохнется!..

– Вашмилость! – раздалось над ухом, и тут его тело само собой выгнулось, будто дуга. По глазам словно ударили ножом, все залило красной пеленой, и на мгновение Людвиг впал в беспамятство.

Когда он пришел в себя, то уже был укутан в три одеяла, а над ним возвышался лекарь: сухой человек с желтыми из-за печеночной болезни белками глаз. Его костлявая рука трогала Людвигу то лоб, то шею, сам он бормотал что-то невнятное. Рядом стояла хожалка и лишь качала в ответ головой.

– Ну-с, молодой человек, виной всему излишний вес, – сделал вывод лекарь и потер подбородок. – Надо худеть, надо худеть, – повторил он зачем-то, и Людвиг пожалел, что не выгнал его из замка еще пятнадцать лет назад. – Ваше тело иногда думает, что ваша голова отдает ему приказы, поэтому и трясется, – пояснил он наконец. – А худеть надо, иначе вредно для сердца.

– Так и знала, – вздохнула Йоханна. – Спасибо вам. С завтрашнего дня будет питаться только кашей на воде.

Людвиг лишь простонал: отвечать сил не было. Он просто хотел умереть.

* * *

Снег валил всю ночь, а наутро воцарилась такая тишина и благодать, будто сам Альхор вновь спустился на землю. Даже муки к утру отступили, оставив после себя лишь цепенящую усталость. Именно в ту ночь виконт понял, что жить ему осталось недолго.

Сперва он разозлился. На себя, на мать, на отца, даже на Йоханну, а затем вдруг почувствовал удивительное равнодушие к своей судьбе. Никто не прольет ни слезинки после его ухода, никто не вспомнит его добрым словом, всем наплевать. Даже старшая сестра бросила его, лишь бы не видеть, как с каждым днем брат хиреет. Никто не хочет видеть страдания других.

– Ну что, вашмилость? Как себя чувствуете?

– Приготовь кресло, Йоханна, – попросил Людвиг слабо. – Я хочу на улицу.

Медведица лишь покачала головой:

– Какая вам улица? Подхватите простуду, помрете. Как я перед вашей сестрой буду объясняться?

– Пожалуйста. Я чувствую, что… – Он хотел сказать о своем скором уходе, но решил не пугать лишний раз хожалку, у нее и