Недосказанное - Нина Ивановна Каверина

class="p1">В созданную трещину

канет не один

враг. Поверь: украдкою

злость заденет всех

своей мертвой хваткою.

То не смех, а грех.

За окошком ладится

бойкая весна.

Уж сирень-красавица

тяжела, нежна.

Мир недолго светит нам.

Стоит ли гасить

злобой с горем пополам

светлой жизни нить?..

Весенний разговор

Заглянула к нам в окошко весна.

То капель блестит, очнулась от сна,

убежать решила с крыш, с высоты

в тьму земли, где зреют травы, цветы.

Скоро ласточкой заявится дочь.

Прогоню её на улицу прочь

разгуляться с веселухой-весной,

не томиться в доме рядом со мной.

Над душой её как туча:

«Все подруги краше, лучше…»

Объясню, поймешь ли — нет,

волшебство тех юных лет…

По весне все соки вверх понеслись.

Ветки вширь потянулись и ввысь.

Ты же в юности сверх меры полна

живой силою — сосуд для вина!

Сама молодость сияет красой.

Развернись и ей поверь, песни пой.

Как разбудить спящую красавицу?

Сказочный лес: вековые деревья,

корни иль змеи ползут по земле,

жухлые листья, что нищих отрепья,

с веток свисают. Все стынет во мгле.

Там, в глубине, в сонном замке девица

спит, крепко спит — словно день, хороша!

Может быть, кто-то сквозь чащу пробиться

хочет? О ком-то страдает душа?

…Сказка, пришедшая к нам издалека,

из глубины улетевших веков.

Мы принимаем ее без упрека,

хоть и распалась на много ладов.

Вспомнила сказочку ту не случайно.

В наш электронно-компьютерный век

в дебрях квартир объявились нечаянно

скованно-сонных сто (нет?) человек.

Не на распахнутой царской постели

снами волшебными упоены

девы-красавицы. В кресле, у цели,

у монитора, где копятся сны.

Принцу-герою труднее, чем в сказке,

к деве пробраться: за вора сочтут.

— А ведь душа-то горит, просит ласки.

Может, балконный мне выбрать маршрут?

Жалко принцессу, царевну-девчонку!

Как не поймет: жизнь прекраснее снов.

В дебрях нет неба, нет радуги звонкой,

взгляда с любовью и прочих даров.

Мир тот пролить бы бушующим ливнем,

высветить солнцем весенним, шальным,

так чтобы садом, сказочно-дивным,

он обернулся. И дева за ним!

Дождь! Наконец-то! Веселым горошком

с громом ворчливым он правит свой бал.

Ждал я: раскроются настежь окошки,

сманит девчонку весны карнавал.

Как же, и форточки все затворила,

шторы задернула нежной рукой.

Нет злых колдуний. Какая же сила

тянет их в сети, в новый покой?

Неугомон

Свет приглушенный ночника. Тепло и тихо.

Мать чуть прикрыла сыновей. Шаг — и за дверь.

Пока пострелы дома — не случится лиха,

а утром их пути и замыслы измерь!

Привычен, тесен дом, когда десяток вёсен

ты прожил на земле. Твой взгляд кружит окрест,

под легкою ногой с травы катятся росы,

овраг, речушка — сколько непролазных мест…

Но хорошо

под вечер золотой

в пыли, как прах,

приковылять домой.

Так заиграет жизнь. Божок неугомонный

толкает повзрослевшего тебя

с геологом пройти край позабытый, сонный,

походное житьё, как свежий вдох, любя.

И всё же крепок

и хмелён твой день,

коль кто-то тянет

под родную сень.

Живое добро

Что вкуснее вкусного для меня на свете?

Расскажу. День помнится, словно был вчера.

Мы с сестрой Танюшкою — дошколята-дети.

Голодно. Военная хмурая пора.

Постучим в соседний дом, к мальчику Сереже.

У него игрушек — целый уголок!

Разрешили. Славно как! И раздеться можно.

Плюшевого мишку Сега приволок.

Время шло. Внутри у нас вдруг заворошилось.

Тетя Фрида (как смогла?) это поняла.

По кусочку хлебушка с вкусным белым жиром

и хрустящим красным луком каждому дала.

В памяти застряло, словно гвоздь серебряный,

это угощение слаще пирога.

Из годины тягостной, с той дороги северной

доброта мигает мне — больно дорога!

* * *

Послевоенное время.

К людям завод подобрел:

в поле отмерил на племя

очень желанный надел.

Всюду сажали картошку.

Вырастет — сытно зимой.

Мы всей семьей понемножку

ладили труд полевой.

Осенью после работы

(сухо, а завтра как знать)

прибыли в поле. Заботы…

Дружная шумная рать

родичей вдруг налетела:

близко Григорьевых дом.

Наш огород им — полдела.

— И урожай отвезем.

Радуют пусть до поры

осени щедрой дары.

* * *

Вечер. Возвращаемся домой

по неровной мартовской дорожке.

У канавки скользкой спутник мой

за рукав попридержал немножко.

Так и шли. Все видел, замечал

и меня оберегал несмело.

Хоть морозец к вечеру крепчал,

на душе тепло. Такое дело…

* * *

Жизнь спешит, идет к итогу.

— Повезло?

— Да, людей хороших много.

— Ну а зло?

…Тронула седой затылок.

— Позабыла.

Кто ты?

Дремлет округа понуро.

Мартовский стылый денек.

Вдруг по глазам полоснуло,

взгляд оторваться не мог

от обнаженного тела

липки молоденькой. Вниз

кожа ремнями просела,

верх подсеченный повис.

В воображенье всплывает

злобы бессмысленной взлет.

Деревце умирает.

Деревце не зацветет…

Продолжение спора

— Коль, в театр пойдешь?

— Желанья нет.

Транспорт, суета, да и билет…

Дома у экрана благодать

возлежать в халате и жевать…

— Отвлекаться на игру с котом?

Позабудешь, пьеса-то о ком.

* * *

Билет в театр на столике в шкатулке.

Живет в нем радость завтрашнего дня.

Представлю: вход в фойе, в нем говор гулкий

разносится, пока не зазвонят.

В роскошный зал идет нарядный зритель.

«Любуются (так думает) и мной».

Трон плюшевый — теперь его обитель.

Настроился на праздник неземной.

И действо началось. Царит здесь слово.

А музыка! А танцев волшебство!

Заряжены сердца — их тысяча. Готова

искриться тишина — искусства торжество.

Зал дышит как один. Печаль — он замер,

а радость — множится, блестит в глазах.

Окончен бал… Я не один, мы с вами

несем свечу в распахнутых сердцах.

Смешные люди 1

Редакционной коллегии историко-краеведческого альманаха «Красногорье» посвящается

В ближнем городе, в далеком

закружат тебя потоки

деловой толпы.

«Время — деньги», — причитают,

на пути своем сметают

палки — что! Столбы!

Приглядись: средь них увидишь,

для кого не злато — финиш.

Где же их кумир?

Край земной так интересен,

есть стихи, есть море песен

и познанья пир!

Вот пример. Вся жизнь — мгновенье,

но года, века в забвенье

не должны пропасть.

Наши предки жили-были –

где селились, как сломили

ворогов напасть?

Кто потом построил церкви

и дворцы, для лодок верфи –

словом, благодать?

И украсил земли наши

так, что не увидишь краше, –

кто? Искать,