Кстати о любви - Марина Светлая

- Забудь, - Лукин впихнул ее в машину. – Деньги есть?

- Ага!

- Тогда счастливо!

- Пока! – торжественно кивнула Руслана Росохай и захлопнула дверцу автомобиля.

А в голове ее, когда такси отъезжало со стоянки и до самого дома, билась одна единственная мысль: «Сука ты, Лёня… как же стыыыыыдно!»

Она просыпалась трижды, совершенно при этом не желая просыпаться.

Сначала в 5:30 утра традиционно зазвонил будильник, который был немедленно выключен и решительно проигнорирован. В затылке все еще стучало после падения, а к утренней пробежке сей факт не располагал.

Потому Руслана предпочла и дальше спать.

Ей даже снова что-то снилось – сюрреалистическое и очень яркое. Чего запомнить она была не в состоянии. И называла такие сюжеты наркоманскими.

А потом утро ворвалось в комнату непрошенным солнечным зайчиком и весьма неделикатно скользнуло по глазам. Мальчишка из дома напротив не упускал возможности пошалить в ясный день. Специально ради этого выходил на балкон своей комнаты – засекла однажды.

Росомаха зевнула совсем не по-росомашьи, а вполне себе как кошка. И перевернулась на другой бок. Как это он вечно угадывает, чтобы попадать в глаза незнакомым людям, не покидая собственной квартиры? И надрать бы засранцу уши, да только все равно не поймет, за что. Мысли о том, чтобы жаловаться родителям на такую милую шалость их чада, тоже звучали детством. Но они же были и последним, что мелькнуло в сознании, прежде чем опять начать проваливаться в сон. На сей раз ненадолго.

Тишины не стало в тот момент, как зазвонил телефон. Маминой мелодией.

«Мы бедные овечки, никто нас не пасет,

Мы таем, словно свечки, что же нас спасет?

Спасииите несчааастных овеееечек

Бе!

Бе!»

- Глаголь! – сонно выдохнула Руслана в трубку.

- Спишь еще? – спросила Наталья Николаевна без особенного интереса.

- Да.

- А я на работу еду.

- Мои соболезнования. Что случилось?

- А просто так я позвонить не могу? – обиженно протянула мать.

- Можешь! Случилось что?

- Ты хуже следователя!

- Твой бывший муж и мой отец – эмвэдэшник, - хохотнула Руслана и перевернулась на спину. Никакого солнечного зайчика уже не бегало.

Набегался. Затылку, кажется, тоже немного полегчало, только приглушенное что-то осталось. Она улыбнулась и как могла ласково произнесла: - Колись давай.

- Александр мне изменяет.

Наша песня хороша, начинай сначала.

- Мама, - медленно проговорила Росомаха. – Тебе все рано или поздно начинают изменять. Может, оно в твоей голове? Или ты на горячем поймала?

- Почти. В кармане его куртки оказалась губная помада. Только не говори мне, что она его.

- Конечно, не его! Подбросили, чтобы ты нашла.

- Вот я и нашла! – провозгласила Наталья Николаевна.

- Молодец! Пятерка тебе за бдительность. Его спрашивала откуда?

- Нет, чемодан собрала.

- Дважды молодец! Он возражает?

- Он еще не знает. Будет ему сюрприз вечером.

- Трижды! – Руслана встала с кровати и прошлепала в ванну, включая кран, но не отрывая телефона от уха. – Ревешь?

- Перебьется! – зло фыркнула мать.

- Максимум, что могу – приехать вечером. Забухаем вместе. Оплачем наши надежды.

- А у тебя что случилось? – вопрос прозвучал почти заинтересовано.

О том, что у нее случилось уже давно, кажется, целую жизнь назад, только прошло как-то мимо мамы, говорить было бесполезно – звучало бы упреком. Ну не всегда родители оценивают степень трагедии собственных детей в той же мере, в какой они сами. Сначала – «до свадьбы заживет».

Потом – «еще лучше себе найдешь». И, наконец, – «женщине одной нельзя, а ты все тянешь». По счастью, до последней стадии пока не дошло

– мама была достаточно современной женщиной, чтобы начинать бить в колокола и рассказывать о многочисленных подружках, уже подержавших на своих руках внуков.

Потому Росомаха не нашла ничего умнее, чем ответить:

- Женская солидарность у меня случилась.

- Аааа, - уже без малейшего интереса протянула Наталья Николаевна. –

Тогда не надо.

- А помочь в изгнании коварного изменщика? Я, кстати, и допрос ему учинить могу, хочешь?

- Не хочу. Выслушивать его незамысловатые оправдания…

- Ну вдруг он нас удивит?

- Он и в лучшие времена этого не умел. Ладно, мне выходить. Можешь спать дальше, - после раздался звук поцелуя, и в трубке наступила тишина.

А Руська, глядя в зеркало на свою сонную физию, философски изрекла:

- Здравствуй, ёлка, Новый год!

После чего принялась чистить зубы.

Вообще-то… за Александра она, и правда, переживала. Из всех маминых кавалеров этот был… ну хоть не художник! Уже хорошо. Спокойный, рукастый, основательный такой чувак. Живи и радуйся. Но даже он умудрился попасться на любимую мамину удочку, название у которой было одно: «онмнеизменяет». Тянулась эта дрянь еще со времени их развода с

Евгением Руслановичем, случившегося, когда Руське только пять лет стукнуло. И Росомаха поверила бы, что это отец взрастил в матери комплекс, если бы ей не казалось в действительности, что Наталье

Николаевне попросту нужен вечный конфетно-букетный период.

Нескончаемый. Привыкая, она начинала испытывать степень прочности мужиков возле себя любимыми методами: допросами, слежкой, проверкой карманов и колоссальным недоверием. Художники – народ хлипкий. Руська надеялась, что хоть новый электрик в их галерее – Александр – окажется человеком земным и неприкасаемым. Увы. Не срослось.

Но стоит отдать ему должное – продержался он дольше прочих. Вот тебе и

Саша.

Переместившись на кухню, Руська разочарованно крякнула. Молоко в холодильнике закончилось. С вечерними приключениями совсем забыла купить еще пакет. А значит, придется пить кофе, хотя и не хочется. За окном ни следа от вчерашнего осеннего великолепия. Дождливо и слякотно. Хотя градусник и показывал целых +13. Но печальнее всего то, что старый добрый Жучок где-то на Шулявке под ночным клубом стоит один-одинешенек. А у нее нет вариантов, кроме как ехать и забирать.

Мысль о поездке к «Мандарину» заставила ее голову работать дальше в этом направлении. Дядя Паша. VIP-зал. Дама в красном и двое незнакомцев. Машина!