If I’ve got to go – если надо ехать - Елена Мищенко

Прилетели в Москву ночью (это была вторая бессонная ночь). Работал только один таможенный пост. Растянулась длиннейшая очередь. Постояв минут двадцать и убедившись, что очередь почти не двигается, я подхватил свой искалеченный, перевязанный веревками чемодан, и пошел по зеленому коридору. Когда я приближался к выходу, меня нагнал человек в форме с криком:

– Куда же вы? Вы же знаете, что вас здесь могут проверить, и это кончится неприятностями.

– Знаю, – твердо ответил я, – но я не везу ничего запрещенного.

В это время он махнул на меня рукой и помчался назад. Оказалось, что вся наша братия, подхватив чемоданы, мчалась за мной по зеленому коридору. Он побежал им наперерез.

…Звякнул колокольчик, призывая пассажиров слушать объявление. Я очнулся от воспоминаний, мы подлетали к Филадельфии, мы возвращались домой.

Дома я снова мог работать, думать о проблемах современной архитектуры, перебирая массу журналов и, готовя материалы для публикаций или вооружившись кистью, колдовать над очередным холстом. Приезжая из библиотеки, я удобно устраивался в своей квартире на Bustleton Avenue, включал компьютер и начинал работать. Но в один прекрасный день все это неожиданно кончилось. Говоря «в своей квартире», я, оказывается, сильно преувеличивал.

Гром грянул неожиданно. Трудолюбивая Кэтти, над которой мы жили, делавшая из всех американских старушек голливудских кинозвезд, неожиданно закрыла свой салон, оставив на произвол судьбы бедных непричесанных бабушек. Это помещение никто не хотел арендовать. Офтальмологу-корейцу все это надоело, и он поставил дом на продажу.

И вот в один прекрасный день у нас появился «Беретик». Мы любили давать условные названия нашим малознакомым партнерам. Одного из наших издателей мы называли «Шарфиком», поскольку он носил пижонский платочек на шее под рубашкой. А этот человек никогда не снимал свой черный, видавший виды берет. Злые языки утверждали, что он в нем спал. «Беретик» начал вселяться в Кэттин салон. Сначала он решил нас просто выкурить. Курил он без передышки, как вьетнамец, а так как никаких вентиляционных отверстий этот салон не имел, то весь дым перемещался к нам наверх. Мы задыхались, не зная, что предпринять – ведь не запретишь же человеку курить в собственном ателье.

Новогодний подарок не заставил себя ждать. Однажды вечером, в канун Нового года, у нас появился «Беретик» в длинном черном пальто. Памятуя неприятности, случившиеся в свое время у Моцарта, я сказал:

– Пришел черный человек заказать нам реквием.

Как оказалось, я был недалек от истины. Ему очень понравились интерьеры, которые я сделал в нашей (не могу избавиться от слова «нашей») квартире и он сообщил нам, что это теперь его квартира, она ему нравится, и что он желает здесь жить.

– I desperately need to move quickly (Мне необходимо переехать то ли отчаянно быстро, то ли страшно быстро). По закону, я могу вам дать один месяц на переселение, но, как благородный человек, я вам дам два месяца, а, может быть, еще и две недели добавлю.

Мы знали, что это неправда, что нам положено два месяца. Леночка тут же ринулась в бой, но я ее осадил – испорченные отношения ни к чему хорошему не привели бы. «Беретик» был человеком интеллигентным и творческим, но суровые реалии американского существования сделали свое дело. Я его успокоил, что мы со всем согласны. Он тут же закатал нам сумасшедшую цену на эти два месяца. После длительного торга мы пришли к терпимому решению – всего на 100 долларов больше, чем у корейца. И тут мы поняли, как мы беспомощны перед лицом частной собственности. Жаловаться было некуда, просить о помощи было негде. Где вы, райкомы и райисполкомы, где товарищеские суды? При всем желании снять новую квартиру, мы понимали, что со всем нашим имуществом, плюс картины, рамы, инструменты, мольберты, компьютеры и т. д. мы ни в какую трехкомнатную квартиру не влезем. А снять отдельный дом мы не могли – это было слишком дорого. Слава Богу, что мы купили дом два года назад, так что на улице мы бы не очутились.

Оставался один вариант: перепланировать этот дом так, чтобы нам было удобно в нем жить, и найти для Феди квартиру, которую бы он мог оплатить. Я надеялся, что за два месяца я управлюсь. В этот же вечер я нарезал из цветной бумаги квадратики, изображавшие в масштабе нашу мебель, и начал их раскладывать на планах нашего дома. Этому увлекательному занятию я посвятил целую неделю. Квадратиков было много, и они без конца терялись. Леночка утверждала, что из-за моего рабочего стола только и слышалось: «Куда пропал диван?», «Опять потерялся loveseаt», «Черт подери, а где же desk?» Как ни крути, как ни верти, а три перегородки приходилось разбирать и ставить новые, менять полы, клеить обои, ставить новый кухонный punter, менять кое-какую сантехнику и т. д.

С Федиными делами тоже было плохо. Landlords (хозяева) проверяли кредитную историю, а поскольку он еще расплачивался за университет, она у него была не в лучшем состоянии.

Кроме того, за эти годы он собрал большую коллекцию книг и кассет и, вообще, оброс таким количеством вещей, что в двухкомнатную квартиру он уже тоже не влезал.

Тем временем я приготовил рабочие чертежи ремонтных работ, мы собрали все объявления строительных мастеров и начали их приглашать по одному на переговоры. Результаты переговоров нас поразили – разброс цен был чудовищным, в восемь раз. По ходу дела я смотрел, как тот или иной претендент разбирается в чертежах. Первый из них сказал, что нужно начать осмотр снизу. Пройдя в бейсмент (цокольный этаж) он доверительно сообщил:

– Вы же не захотите, чтобы пол у вас был неровный, или играл. Для этого перед тем, как мы положим новую плитку, мы должны положить слой цемента, потом проложить медные трубки и опять сделать подготовку из цемента, а уже потом ложить мастику под плитку. В слове «ложить» он делал ударение на первый слог. Я тут же предложил ему пока приостановить осмотр, так как мы должны подумать насчет пола.

– Как хотите, – обиделся он, – я же вам рассказываю, как сделать лучше. Любой халтурщик вам скажет, что все очень просто, поклал плитку и все, а я хочу сделать, как делают американские мастера. Я с ними часто работаю.

Ссылка на американцев всегда приводилась как очевидное преимущество. Но поскольку я знал, что плитка самоклеющаяся, а подготовка под полы уже сделана, мифические американские мастера на меня не произвели впечатления.

– Я вам перезвоню, – сказал я и начал готовиться к приему следующего претендента.

Им оказался молодой человек кавказского типа, который бегло посмотрел чертежи и сказал, что у него и его приятелей такая квалификация, что эти работы для них трудности не представляют. Это меня обрадовало, и я поинтересовался стоимостью.

– Сейчас посчитаем, дарагой, – ответил он. – У тебя есть бумага и карандаш, да? Мы будем с тобой производить estimate, как говорят американцы. Значит, так. Гвозди сороковку мы возьмем долларов на семь, а сотка, наверное, пойдет долларов на 15. Дальше, я тебе скажу, нужны будут винты, чтобы все привинчивать. Долларов на 40.