Гринвичский меридиан - Жан Эшноз

— Это слепой, — сказал тот.

Кейн на минуту перестал водить своей картонкой над паззлом.

— Слепой, — повторил он почти с уважением. — Надо же! Слепой убийца. «Любовь, слепой убийца» — вроде была песенка с таким названием?

— Без понятия, — ответил Джозеф. — Не помню.

— Но объясните вы мне, — спросил беззаботно Кейн, — разумно ли нанимать слепого для розыска человека?

— Этот слепой — Рассел, — сообщил Джозеф.

— Не знаю такого. Один из ваших друзей?

— Ничего-то вы не знаете, — обронил Джозеф.

— Это святая правда: «я знаю все, я ничего не знаю...»

На верхушке лестницы показался третий человек, он подошел к ним, с трудом проложив себе путь среди мусора.

— Время! — объявил он.

Это был довольно высокий тощий субъект с усталым взглядом, в районе пятидесяти лет, как и первые двое. Он носил желтовато-зеленый костюм, желтовато-зеленую рубашку и желтые туфли. Звали его Тристано. Пройдя мимо них, он отшвырнул несколько вентиляторов и добрался до непонятного громоздкого сооружения, прикрытого тяжелым брезентом; сорвав одним взмахом этот чехол, он обнажил огромный передатчик, совсем новенький и сверкающий хромированными деталями; аппарат явно чувствовал себя неуютно среди окружающей помойки.

— Пора. Вы можете наладить мне эту штуку?

Байрон Кейн бросил свой паззл и, расположившись перед аппаратом, принялся нажимать кнопки, перемещать курсоры, регулировать потенциометры и проверять шкалы. Затем он прошелся по частотам, осторожно пробираясь по сложной, капризной дорожке длинных и коротких волн. Послышался треск, из динамика вырвались дрожащие свистки различных тональностей, пронзительные завывания, неразборчивые бормотания, обрывки национальных гимнов, морзянка, фрагменты — то начальные, то конечные — слов на английском, японском, арабском, выплески невнятной музыки, инфра- и ультразвуки, то и дело перебиваемые смутными голосами, доносившимися откуда-то издалека и находившимися на большом удалении друг от друга, — эдакие звуковые силуэты.

— Готово, — сказал Кейн, выделив наконец из этого хаоса одинокий голос, сухой и жужжащий, точно продукт синтеза; голос мерно и механически вел счет в обратном порядке.

— Девяносто шесть, — произнес этот синтетический голосовой инструмент, — девяносто пять...

— Есть новости о Гутмане? — спросил Тристано.

— Он все еще в Брисбене, — ответил Джозеф. — Набирает людей. Арбогаст сказал, что они вполне могут сделать попытку подобраться ближе, например высадиться на островах Феникс или на Маршалловых.

— Ну не будут же они набирать целую армию, — вмешался Кейн.

— Если они решатся напасть, армия им не понадобится, — ответил Джозеф.

— Семьдесят два, — произнес голос.

— Они боятся, — сказал Тристано. — Не знают, на какой мы стадии. Хотят сперва разведать ситуацию. Пока они будут думать, что проект «Престиж» завершен, они не двинутся с места. Знай они, что он все еще в работе, они уже через час пожаловали бы сюда.

— Но долго так продолжаться не может, — сказал Джозеф. — Если дело затянется, они в конце концов поймут, что им нечего бояться. И тогда в одно прекрасное утро жди высадки.

Тристано потеребил себя за ухо и задумался.

— Арбогаст как будто говорил о каком-то складе оружия.

— Да нет тут никакого склада, — сказал Джозеф.

— Мы уже все обшарили, островок-то крошечный. Он все еще ищет, но, по-моему, шансов ноль.

— Какой такой склад оружия? — спросил Кейн.

Тристано взглянул на него, но ничего не ответил.

— Тридцать три, — произнес голос.

— Как у вас, продвигается?

— Продвигается, но вы же знаете, что это непросто, — сказал Кейн.

— Откуда мне знать, — буркнул Тристано.

— Дело не всегда идет так быстро, как хотелось бы.

Они на минуту смолкли. Тристано прибавил звук и нагнулся к микрофону.

— А вы прибавьте скорость.

— Шестнадцать, — произнес голос.

— Я стараюсь как могу, — сказал Кейн.

— Теперь все зависит от вас.

— Знаю.

— Четыре, — произнес голос.

Тристано приложил палец к губам.

— Ноль, — произнес голос. — Xerox.

— Xerox, — ответил Тристано.

Звук слегка поплыл, мембрана громкоговорителя вздрогнула от потрескиваний, затем раздался другой голос, такой же синтетический, как первый, но другого тона, словно его создала другая машина.

— Alsthom Harmony Pennaroya, — произнес он. — Ferodo Pennaroya.

Тристано покривился.

— Bic Pennaroya, — ответил он. — Alsthom Bic Harmony. Ferodo Petrofina.

Голос на другом конце зазвучал настойчивее.

— Harmony Pennaroya, — отчеканил он. — Bic Petrofina, Harmony Ferodo, Xerox.

— Xerox, — сказал Тристано.

И выключил аппарат.

— Они недовольны, — расшифровал он, — они думали, что все уже на мази. Когда вы собираетесь кончить?

— Да он ни хрена не делает с утра до ночи, — возмущенно вскричал Джозеф, — ему на все плевать. Он целые дни развлекается со своим паззлом. Ему говорят про Рассела, а ему наплевать. Ему на все плевать.

— Но мне нужно время, — вяло запротестовал изобретатель, — некоторые реакции протекают крайне медленно, у них очень долгий цикл. А последний опыт истощил батарейки периферической системы, теперь нужно ждать, когда они перезарядятся. И у меня под рукой нет кое-чего из нужных материалов.

— Это ваши проблемы, — отрезал Тристано, — но советую поторапливаться. Когда вы закончите работу, нам нечего будет опасаться со стороны Гутмана. А насчет Рассела — не берите в голову, Карье пришлет нам людей. Все будет тип-топ. Задержка только за вами.

— Да я и не беру в голову, я совершенно не боюсь, — ответил Кейн, но в его голосе прозвучала легкая озабоченность: можно было подумать, что он все же чуточку побаивается.

На самом деле он совершенно не боялся, просто в этот момент он наконец отыскал главный фрагмент, позволивший ему закончить люстру из красной меди, свисавшую с потолка галереи в паззле, и ликовал по этому поводу.

Рене Карье был низкорослым пузатым человечком с грустным лицом и плешивой головой. В данный момент он рассеянно просматривал пятую главу социологического исследования Георга Зиммеля в первом издании 1908 года (издательство «Дункер и Гумблот»). Поскольку он слабо знал немецкий, его взгляд частенько застревал на незнакомых словах, зажигаясь при этом странным блеском, признаком интеллектуального усилия, словно он мысленно сдвигал крупный булыжник, мешавший ему идти дальше.