Охота за призраком - Вячеслав Белоусов

— Ну, майор, выкладывай, куда нас намереваешься устроить на ночлег, — корыстным взглядом одарил Квашнин Камиева, — выказывай своё гостеприимство. Мы с Данилой Павловичем доступны. А у меня, без вранья, живот к рёбрам прирос от голодухи. За весь день во рту одна болтовня.

— Я вас, дорогие друзья, в моём самом замечательном схране размещу, — обстоятельный Камиев повёл Ковшова и Квашнина по остывающим деревенским улочкам. — Лучшего угла не пожелаете. Как в столице, Данила Павлович! Сущий «Англетер»!

— Ты, майор, когда там успел побывать? — недоумённо воскликнул Ковшов. — Ишь, куда занесло.

— Сынишка в школе учил уроки, а я слышал.

— Ну-ну. Поглядим на твою гостиницу, — без энтузиазма отреагировал Квашнин, — я тут на всякий случай тоже побеспокоился.

Капитан потряс свёртком, который всё это время не выпускал из рук:

— На вас, товарищ майор, надеялся, а сам не оплошал.

— Этим ты зря запасся, Пётр Иванович, куда идём, там этому давно беспощадная война объявлена. Дед Упырь зелья не признаёт, окромя целебного настоя трав.

— Вот те на! Он нас в монастырь женский определить собрался, Данила Павлович! И что это за Упырь непьющий?

— Уймись, Пётр Иванович. Упырь у нас вместо отшельника давно.

Они стояли перед утопающим в цветах и фруктовых деревьях добротным домом. Правление по сравнению с ним выглядело хибаркой того старче из сказки, который безропотно бегал к золотой рыбке по велению своей вздорной старухи.

— Вот тебе и Упырь! — не удержался Квашнин от восторга. — Какой дом отгрохал! И место чудесное.

— С местом не повезло, ты посмотри повнимательнее, капитан, — Камиев махнул на задние дворы.

Неприметные сразу за деревьями сада здесь, за домом, на открытой местности, ещё в не накрывшей деревню вечерней темноте на фоне тёмно-синего небосклона виднелись кресты кладбища.

— Что это у вас хоронят посреди деревни? — удивился Квашнин. — Да, соседство не из приятных…

— Кому понравится, — согласился Камиев, — а куда деваться? Захоронение образовалось, когда деревня с гулькин нос была. Считай с тридцатых годов. А потом они росли вместе, друг с другом. Вот и сравнялись. Пузырёву это место досталось. Но он, молодой был, бед не знал, не горевал.

— Пузырёв? Это кто же такой? Прямо не раскулаченный буржуй!

— А ты вспомни, Пётр Иванович, — напряг Квашнина майор, открывая незапертую калитку в палисадник, — не должен ты забыть семью Пузырёва.

— Толстяк с женой и девочкой? Девочка у него за весь район пела на концертах? — хлопнул себя по лбу Квашнин. — Талантливая девчушка. Помню, помню. Деньги у него водились. Крутился он из села в город постоянно. С председателем колхоза что-то они не поладили. Свои права ему качал.

— Пузырь к Деньгову ещё пацаном после института в главные специалисты пытался устроиться. Сам он городской. Вот и не прижился. Не нашли общее взаимопонимание, а потом совсем разодрались. Съел его Полиэфт Кондратьевич. Почти выгнал совсем. Но в области Пузыря поддержали: молодой специалист, да и родственники влиятельные нашлись. Он этот дом с их помощью построил, а пожить не пришлось, с ребёнком плохо стало. Жена у него слабенькая, всё болела. А когда забеременела вторым и родила в больнице с большим трудом девочку, совсем на тот свет засобиралась. Из больницы не вылезала. И ребёнок с ней, туда же. Пузырь по городским врачам побегал, все ноги отбил. Никто не берётся недуг лечить. Вот тогда и появился наш дед Упырь. Как его нашёл Пузырь, никому не ведомо. Дед-то давно в деревне куковал. Скромно жил. Травы собирал, ягоды; старушек, мальцов лечил. На ноги ставил. Ну и заработал славу знахаря — не знахаря, вроде что-то лекаря-отшельника. Наш врач больницы гонял его, ругал последними словами. Как начнёт лекции читать народу в клубе перед кино вечером, так тот у него прямо враг номер один…

— Сущий Лаврентий Палыч, — вставил само собой Квашнин.

— Чего-чего?

— Был один такой, враг народа.

— В деревне Упыря знали, как бывшего рыбака, но это давно было, после этого он отошёл от всех дел, на людях не мелькал, забывать его стали, — не обратил на подсказку внимания Камиев. — Это потом уже снова зауважали, когда чудо сотворил.

— Вылечил всё-таки больную? — не удержался от восхищения Ковшов.

— Вылечил так, словно вновь народилась! — в голосе Камиева звучал искренний восторг. — Обеих на ноги поставил! Пузырь после этого не знал, как его благодарить. А Упырь, — ничего не надо, я здоровьем не торгую. Чудной он какой-то. Не от мира. Говорят, в Бога верует. Но у нас церкви нет, была старая, чуть не сгорела ещё в революцию. Слышал, жгли тогда? Сейчас там барахло разное колхоз бережёт, ненужное свозят.

— А что Пузырь-то? — подтолкнул Камиева капитан.

— Пузырь правильно поступил. Молодец! — Камиев подошёл к окну, легко постучал по стеклу. — Отдал весь дом деду. Всё, как положено, бумаги дарственные оформил, хотя тот не соглашался. Живи, говорит, здесь. А сам девчат взял и в город укатил. Деньгов всё равно ему бы здесь жить не дал, да и девочку надо пристраивать к делу. Талант у неё. Голос как у Зыкиной, хотя сама и тощая, как скелет. Но вырастет. В отца, не в мать пошла. А Пузырь, он!.. Ты, помнишь, Иваныч, Пузыря?

Камиев попытался, разведя обе руки, изобразить объём, видимо, необъятного Пузыря, но затею свою, так и не осилив, прервал. Дверь дома отворилась. На пороге стоял старец, ростом в полдвери, седой, простоволосый, с аккуратной бородкой до груди, в светлой рубахе навыпуск до колен. Глаза, добрые и весёлые, улыбались. И сам он весь, как бы светился тёплым сиянием.

— Вот и хозяин, — представил майор. — Здорово, дед Ефим! Привёл гостей, как обещал.

Гости с нескрываемым любопытством откровенно разглядывали старца.

Тот не стеснялся, но и не ёрничал. Степенно оглядел уставших пришедших, остался доволен, учтиво поклонился.

— Входите, люди добрые, — и повёл за собой, приглашая в дом. — Жизнь провожу один, особливо мирские заботы не докучают, поэтому не зело обременён. Живому человеку, паче государеву служивому, рад. Вот Митрич меня ревностно балует.

Если по рассказам Камиева вполне материально обеспеченный Пузырёв не так давно покинул этот дом, то вся обстановка, аксессуары и современные безделушки, заполнявшие комнаты, определённо принадлежали прежнему владельцу и оставались нетронутыми на месте. Новыми и явно чужими здесь резали глаз несколько старых почерневших в золоте икон в углах и что-то пока неуловимое сразу. Казалось, это витало в воздухе невидимым присутствием и придавливало к полу. Ковшов силился понять, что это, но не получалось. Скорее всего, мешали голод, ощущение полного провала от дневной неудачи и усталость. Светло — не светло, а вечер приближался к девяти часам. С раннего утра на ногах и без крошки во рту. Удивительно, но в полной тишине, царившей в комнатах, Ковшов различил в ушах назойливый стрекот вертолёта. Звук, чудилось, не покидал организм. Наваждение какое-то, подумал он, с чего бы? И подставил руки под приятную освежающую струю воды из кувшина, заботливо поднесённого хозяином. По очереди, приходя в себя, умылись все, расселись по стульям, оглядываясь по сторонам.