Бог ненавидит нас всех - Хэнк Муди

— Поводок, — обозвал Рико выданный мне пейджер.

Что ж, пусть даже поводок. После года, проведенного в пустыне в гордом одиночестве, я был готов к тому, чтобы сесть на цепь, не говоря уже о прогулках на поводке. И бог с ним, пусть за этот поводок дергает организованная банда преступников-укурков. Не могу не признать, что для преступников, и в особенности для самых настоящих укурков, они были на редкость хорошо организованы.

Когда работаешь Лицом Фирмы (так Первосвященник соизволил обозначить тех, кого любой нормальный работодатель небрежно называл бы курьером), самое главное — всегда иметь с собой бездонный запас сдачи и полный карман жетонов метро. В остальном же мне полагалось ошиваться где-нибудь неподалеку от телефона-автомата — по возможности в каком-нибудь теплом месте — и ждать пейджинговых сообщений от Билли.

Вслед за этим нужно было позвонить по телефону. Разговор неизменно был коротким и деловым: назывались два места — точка загрузки и адрес доставки.

В некотором роде загрузка была даже круче пейджера. Билли, руководствовавшийся некой странной, понятной лишь ему одному логикой, отправлял Лицо Фирмы в какое-нибудь заведомо людное место. Там Посредник, которым чаще всего оказывался Джозеф — худой, жилистый растаман со шрамом на щеке, — как бы случайно натыкался на Лицо и незаметно совал ему в карман пакетик (с той самой джентльменской четвертью). По правилам конспирации встреча проходила так, словно мы двое не были знакомы друг с другом: никаких приветствий, никаких разговоров. Я пару раз попытался незаметно кивнуть Джозефу или же заговорщицки пошевелить бровями, но тот, видно, относился к работе со всей серьезностью и продолжал настойчиво не узнавать меня при встрече.

Если же по неудачному стечению обстоятельств какой-нибудь зоркий глаз из правоохранительных органов углядел бы момент передачи товара, то малое количество травы в пакетике, а также вполне наглядное отсутствие финансовой составляющей в моих с Посредником отношениях сводило всю проблему, объяснял Рико, в худшем случае к преступлению малой тяжести второй категории. Ерунда, мол, и бояться здесь нечего. Впрочем, до сих пор ничего подобного с ними не случалось. В конце концов, в этом городе ежедневно происходит в среднем три убийства и еще бог знает сколько грабежей, краж, разбоев и изнасилований. В общем, копам, с их нехваткой кадров и дикой загруженностью, и без нас есть чем заняться. Словом, я абсолютно уверен в том, что мы могли бы передавать товар у всех на виду, наряженные в клоунские костюмы и дудя при этом что есть сил в тромбоны. Даже при таком раскладе люди в синем вряд ли заинтересовались бы, чем это таким мы занимаемся.

После передачи товара от Посредника Лицо Фирмы должно было примерно в течение получаса доставить его заказчику в указанное Место Встречи.

Сама встреча проходила обычно не совсем там, куда отправлял нас Билли. В течение первого рабочего дня — а скорее стажировки — я наблюдал за тем, как Рико неизменно уводил очередного покупателя куда-нибудь в тихий переулочек, проходной двор или подъезд, где неизменно задавал клиенту одни и те же вопросы — написаны они были, как сообщил он мне впоследствии, юристами, работавшими на Первосвященника.

— Это наше с тобой спасительное заклинание, — объяснил он мне. — Как бы судье ни хотелось отправить тебя за решетку, но если всплывет, что коп отвечал на эти вопросы и соврал, дело развалится. Чистой воды провокация на совершение уголовного преступления — против этого не попрешь.

Впрочем, как в очередной раз успокоил меня Рико, до этого у них пока что опять же не доходило. В конце смены — традиционалист в глубине души, Первосвященник делил рабочую неделю на пять восьмичасовых смен — Лицо Фирмы и Посредник встречались для подведения итогов. На этот раз из рук в руки перекочевывала наличка — дневная выручка за вычетом дневной зарплаты, которая в моем случае равнялась восьмидесяти долларам.

В этой схеме, конечно, не было предусмотрено стопроцентной защиты от дурака, но работала она безотказно — по крайней мере, если кто-нибудь из участников цепочки действительно не повел бы себя как полный дурак. Именно так утверждал Первосвященник, продвигавший и рекламировавший свой бизнес с наглостью, граничащей с абсурдом. Чего стоил только короткий номер, который он давал своим клиентам и который в тяжелую минуту без труда вспомнил бы даже самый отъехавший укурок. Выглядел этот номер так: 1-212-ЕСТЬ-ТРАВА. Раз-два, раз-два — есть трава.

Итак, моя новая работа.

— Тана, я наркокурьер. Ни один нормальный человек не захочет общаться больше необходимого с парнем, который поставляет ему траву.

— И то верно, — соглашается Тана, сворачиваясь калачиком в какую-то очередную позу йоги. — Похоже, это твоя судьба — быть одиноким волком, без друзей и близких, за исключением, конечно, меня.

— Хорошо тебе — ты снова учиться идешь.

— А тебя в любой момент арестовать могут. Запомни три волшебных слова: Дикий. Тюремный. Секс.

— Об этом я тоже думал, — говорю я, сползая с письменного стола. — Кстати, раз уж речь о работе… — Я протягиваю Тане пакетик с джентльменской четвертью, она приоткрывает его и принюхивается. — Это для дяди Марвина, — сообщаю я. — Смотри, много не зажимай.

— Да понимаешь, я ведь завтра с утра уезжаю. Так что вряд ли его увижу.

— Тогда отдавай обратно.

Тана обиженно поджимает губы.

— Тебе же трава никогда не нравилась, — говорю я.

— Да мне она и не нравится… обычно… Но вот Гленн говорил, что хотел бы при случае пыхнуть…

— Так бы сразу и сказала. Ладно, будем считать это моим маленьким взносом в твое эротическое благосостояние. А Марвину я другой пакет принесу.

— Вот видишь, видишь! — радостно восклицает она, засовывая пакетик с марихуаной в косметичку. — Вот что значит настоящий друг. А быть другом — это хорошая карма. Так что сиди на попе ровно и жди. Тебе воздастся.

Между мною и нормальной общественной жизнью стоят два препятствия. Об одном из них я уже говорил: у меня почти нет новых знакомых. Второй проблемой является то, что я по-прежнему живу с родителями.

Родители съездили на Ниагару и забрали меня из больницы. Домой мы возвращались практически в молчании, чему я лично был только рад. По крайней мере, у родителей хватило ума не задавать дурацких вопросов по поводу того, что произошло у нас с Дафной. К тому моменту, когда мы подрулили к нашему крыльцу, я уже понял, что продержусь в этом семейном аду неделю-другую. Этого, полагал я, будет достаточно, чтобы очухаться и вновь вернуться в игру.

Вот только в какую игру? По мере того как раны заживали и меня одолевало двигательное беспокойство, я сделал для себя два весьма неприятных открытия. Первое: университет вовсе не горит желанием вновь видеть в своих стенах столь блестящего студента — ничего удивительного, учитывая мои успехи за предыдущий семестр. Второе: я оказался неприкасаемым, по крайней мере во всем, что имело отношение к работе в системе общественного питания округа Нассау. Пресловутое происшествие в Хемпстедском гольф-клубе сделало меня своего рода местной знаменитостью. И если в связи с этим я и получил немало халявной выпивки в окрестных барах, то предложений поработать на горизонте что-то не было видно. Только мой старый босс в карвеловской мороженице, где я подрабатывал, еще доучиваясь в школе, сжалился надо мной, когда я выразил готовность работать за минимальную ставку. При таких доходах отдельное жилье мне никак не светило, разве что какая-нибудь муниципальная трущоба.