Дело Локвудов - Джон О'Хара

— Видимо, я придаю этому слишком большое значение.

— Да, раз это вас тревожит. Но, я думаю, вы так близки к счастью, что вам надо действовать решительно. Выходите замуж, продолжайте здесь работать, а об остальном пусть позаботится будущее.

— По-моему, это хороший совет.

— Вы очень привлекательная женщина, Мэриан.

— А вы очень привлекательный мужчина.

— Подойдите ко мне.

— Лучше не надо. Мне кажется, вам лучше вызывать для стенографирования другую девушку. По крайней мере, сегодня.

— Хорошо. Пусть это будет мисс Торп. Она не отвлечет меня от дела.

Она вернулась в приемную, а Дэйзи Торп спросила:

— Что он на этот раз говорил?

— Ничего особенного. Он всегда дразнит или шутит.

— Он говорит гадости?

— Джордж Локвуд? Он выше этого.

Через несколько минут они увидели, как он прошел из своей комнаты в более просторный и элегантный кабинет, который занимал его брат.

— Привет, Джордж, — сказал Пенроуз Локвуд.

— Доброе утро, Пен. Ты свободен в обеденное время?

— Нет, занят, но ты можешь пойти со мной. Я обедаю с Раем Тэрнером и Чарли Боумом.

— Этим еще что нужно?

— Ну, ты брось этот тон. Я не очень ясно себе представляю, с чем они придут, но знаю, какими делами они ворочают, и не прочь подключиться. Но ты можешь не ходить, если не хочешь.

— Ты будешь разговаривать с ними от имени компании или от себя?

— И так и этак.

— Надеюсь, ты не станешь торопиться вовлекать компанию?

— Почему?

— Потому что, вовлекая компанию, ты должен, мне кажется, сначала спросить мое мнение.

— А я всегда спрашиваю. Но из-за тебя и мне и компании уже пришлось отказаться от ряда довольно выгодных предложений. Очень уж ты увлекся, черт побери, этим своим загородным имением. Кстати, как идет строительство?

— Закончилось. Можно уже обставлять.

— Октябрь. Что ж, надо отдать тебе должное. Ты говорил — к первому ноября. Так вот, я и говорю: почему ты считаешь, что судишь вернее, хотя ты сидишь в Шведской Гавани, а я здесь, где делаются дела?

— Я сужу не вернее, Пен, и я никогда этого не утверждал. И ни в чем не мешал тебе.

— Черта с два не мешал.

— Зря ты так говоришь. Действительно не мешал. Все, что я делал — и буду делать впредь, — это заставлял тебя, так сказать, считать до десяти и, считая, учитывать все факторы. Собственно говоря, нынче на рынке такая конъюнктура, что, если сегодня ты упустил возможность, завтра тебе подвернется другая, не менее благоприятная.

— Да, если узнаешь о ней вовремя, — сказал Пенроуз Локвуд. — Но если про нее успевают узнать многие другие, то она становится уже не столь благоприятной.

— В данный момент почти все возможности выгодны, если ты не слишком жаден.

— Ну и считай меня жадным, если угодно. Но деньги-то я тебе зарабатываю?

— Да. И я тебе зарабатываю. Но, Пен, суть ведь не только в том, чтобы делать деньги. В наши дни кто их не делает? — и в большом количестве. Не такая уж это премудрость.

— В чем же тогда премудрость?

— В том, чтоб удержать то, что имеешь.

Пенроуз Локвуд засмеялся.

— Удержать то, что имеешь? А можно узнать, во что тебе обошелся новый дом?

— Нет, нельзя. Я же не спрашиваю тебя, на что ты тратишь свои деньги. И ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Удержать то, что имеешь, значит, сохранить это на ближайшие двадцать пять, а то и на пятьдесят лет. К примеру, мы видим спад в автомобильной промышленности. Форд приказывает перевести рабочих на восьмичасовой рабочий день с двумя выходными. Принимая такое решение, он думает только о себе. А если так же поступят все крупные промышленники?

— Но такая мера может и оправдать себя. Она сократит перепроизводство и даст работу большему числу людей.

— Вот это-то он и хочет тебе внушить. Но разве ты не понимаешь, каков будет неизбежный результат? Верно, прямым результатом будет, конечно, сокращение перепроизводства. Но если этому примеру последовали бы все крупные промышленники, то произошло бы всеобщее сокращение производства. Всеобщее сокращение в стране с высоким уровнем производства. Нет, ты не можешь перевести страну на пятидневную рабочую неделю, ибо это означало бы замаскированный социализм. Профсоюзы знают это и этого хотят.

— Я не очень тебя понимаю.

— А вот слушай. Переводя страну на пятидневную рабочую неделю, ты должен нанять больше людей. Но это будут уже люди без квалификации. Плохие специалисты и лодыри, а платить им придется столько же, сколько и квалифицированным. Вот что, по-моему, получится, если разделить работу между большим числом людей. Ты вынужден будешь брать неквалифицированных людей. Я понял это, когда строил дом. Я не против, если хороший плотник получает высокое жалованье, но ведь такие же деньги приходится платить и лодырям. Теперь о тех, кто не имеет квалификации. Мне потребовалось убрать старую изгородь, и я нанял чернорабочих. Ты думаешь, они все одинаково хорошо работали? Нет. Примерно половина из них, правда, честно отрабатывала свои деньги, что же до остальных, то они еле двигались и старались сделать как можно меньше.

— Но какое отношение это имеет к фондовой бирже?

— Эх, Пен! Да чего будут стоить акции, если промышленные предприятия станут переплачивать своим рабочим? Цены на сырье тоже ведь возрастут, и тогда в стране начнется инфляция, как это случилось в Германии и Австрии. Там сейчас за пятнадцать центов, если считать на наши деньги, можно купить отличный маузер.

— Благодарю. Я уже наслышан об их инфляции.

— В таком случае тебе должно быть понятно, что значит удержать то, что имеешь. Иногда я задаюсь вопросом: хочу ли я и дальше играть на бирже?

— Что?!

— Впрочем, хочу. Я тоже жаден. А жаль. Таким, как мы с тобой, следовало бы выйти из игры на какое-то время. Но мы не выйдем. Даже думать об этом глупо. Великое множество акций продается сейчас по ценам, далеко не оправдываемым прибылью. Это — нездоровая практика. Она означает, что с нами — людьми, у которых есть деньги на покупку акций, — дело обстоит столь же скверно, как с рабочими. Рабочие вызывают инфляцию тем, что получают слишком много денег, а мы — тем, что взвинчиваем цены на акции до уровня, намного превышающего их реальную стоимость.

— Таких разговоров я тут слышал предостаточно, Игра на понижение.

— Не думаю, что здесь только игра на понижение. Беда в том, что мы всего в двух шагах от биржи, а там все, что ни скажет человек, воспринимается либо как игра на понижение, либо как игра на повышение. Думать иначе вы, ребята, не можете.