Храбры Древней Руси. Русские дружины в бою - Вадим Долгов

Что ж, действительно, князь выступил инициатором «замирения» с татарами. Но произошло это тогда, когда время для активного сопротивления уже было упущено. Следует, однако, заметить, что сопротивление могущественному внешнему противнику для князя — не только вопрос личного мужества, а еще и вопрос ответственности перед вверившим ему власть населением города. Александр не был князем всей Русской земли, он был князем лишь земли Новгородской. Если шансы на победу невелики — он не имел права рисковать жизнями и судьбами людей. Почему, собственно, предосудительно, что Александр не захотел, чтобы Новгород пополнил список сожженных Батыем русских городов, которые были ничем не слабее Новгорода и Пскова? Князю, профессионалу войны и политики, расстановка сил была хорошо известна: большинство русских городов уже лежало в руинах, попытка сопротивления силами всего лишь двух волостей действительно была безнадежной. Александр едет в Орду, «дабы отмолити людии от беды» и освободить русских от обязанности посылать свои полки для участия в татарских походах. Поездка заканчивается для него смертью. Это был последний его подвиг. Свое исключительное личное мужество Александр доказывал не однажды.

В 16 лет он начал самостоятельное княжение в Новгороде. Первым его значительным подвигом было сражение с потомками все тех же викингов — шведами. В настоящее время часто предпринимаются попытки поставить под сомнение значение битвы на Неве. К числу особенно курьезных следует отнести книгу «историка»-дилетанта А. Нестеренко, в которой автор приводит из страницы в страницу один лишь довод — в шведских хрониках сведений о битве нет. А в доказательство того, что средневековые авторы не замалчивали поражений, вспоминает… русские летописи.

Да, русские летописцы честно сообщали обо всем: и о победах, и о поражениях. Но какое это отношение имеет к шведским хроникам? Для того чтобы понять, что могло, а чего не могло быть в скандинавских хрониках, нужно подвергать источниковедческому анализу именно их, а не то, что удобно автору. Невдомек Нестеренко и то, что шведское описание событий XIII века было составлено лишь в XIV веке, в то время как Новгородская первая летопись старшего извода, зафиксировавшая сам факт и ход битвы, была составлена в XIII веке и содержит неоспоримые свидетельства того, что сведения о битве летописец черпал у непосредственных ее участников.

Впрочем, работа с отечественными летописями и житиями в книге А. Нестеренко еще более неуклюжа. Всем русским источникам указанный автор напрочь отказывает в правдоподобии (все на том же основании, что в «шведских хрониках ничего такого нет»). В том числе в разряд «лживых» ретивый ниспровергатель отнес и один из главных источников по истории деятельности Александра — его «Житие». Фантастические подробности, свойственные всем средневековым историческим описаниям, кажутся А. Нестеренко свидетельством их лживости. Самодеятельному автору можно посоветовать почитать так любимые им скандинавские хроники, а не только французскую иллюстрированную военную энциклопедию, с восторженного рассказа о которой начинает этот, с позволения сказать, «труд»: «фантастических» подробностей в сагах он найдет в них не меньше. Такова была особенность средневекового литературного этикета и сознания: человек воспринимал мир сквозь призму магического. Книга изобилует фактическими ошибками, допустить которые постыдился бы даже школьник. Но это не мешает автору беззастенчиво высказываться по самым разным вопросам.

Между тем «Житие» — ценный источник по истории первой половины XIII века. Оно было составлено очевидцем событий, что придает ему особую ценность, и содержит помимо шаблонных житийных клише массу интересных деталей, имеющих непосредственное отношение к теме нашей книги. В сочетании с летописными данными, а также данными ливонских хроник «Житие» дает возможность составить целостное представление о процессах, происходивших в Прибалтике и на русском северо-западе в это время.

Начнем по порядку. Высадка шведов в устье Невы не была спонтанным набегом случайного отряда. Это была часть масштабной экспансии, начавшейся еще в середине XII века; центр управления ею находился за многие тысячи километров от описываемых событий — в Риме [Тихомиров. 1975, 303–368]. В Прибалтике оставались еще некрещеные народы. Католики, как это было у них в обыкновении, намеревались принести им «свет истинной веры» и заодно подчинить своей власти весь прибалтийский регион. Римский папа Александр III призвал шведского и норвежского королей к Крестовому походу на язычников, походу, участникам которого даровалось отпущение всех грехов на год. Очевидно, именно в тот самый год, когда состоится поход, — можно было «развлекаться» в покоренных странах без оглядки на всевидящее око: римский предстоятель обещал прикрыть его своей буллой. И вот в 1184 году состоялась первая военная попытка немцев утвердиться в устье реки Двины.

Надо отдать должное: немцы делали все очень обстоятельно. Вслед за проповедником, которого «Хроника» Генриха Латвийского характеризует как «человека достопочтенной жизни, убеленного почтенной сединой», в Прибалтику явились немецкие купцы, а за ними и каменотесы, занявшиеся возведением крепостей. Истинно немецкая аккуратность. Так были воздвигнуты замки Икесколь и Гольм. А в 1201 году был архиепископом Ливонским Альбертом фон Аппельдерном основан город Рига, ставший центром католической епархии.

Для военного обеспечения процесса освоения немцами прибалтийских земель тот же Альберт организовал орден меченосцев с уставом знаменитого ордена тамплиеров (храмовников). Несмотря на сходство устава, меченосцам (получившим название по орденской униформе с красным крестом и мечом на белом фоне) до легендарных тамплиеров было далеко. В отличие от других суверенных орденов меченосцы подчинялись рижскому архиепископу, и масштаб их деятельности был куда как скромнее, однако дело освоения Прибалтики действительно пошло быстрее. Меченосцам помогали датчане: король Вальдемар II построил укрепленный город Ревель (ныне Таллинн).

Помимо ордена меченосцев в Прибалтике действовал Тевтонский орден. Он был создан во времена Третьего крестового похода. К середине XIII века движение крестоносцев стало выдыхаться. Иерусалим был безвозвратно утрачен, и немецкие рыцари (орден этот был организован по национальному признаку) занялись поиском задачи попроще. Прибалтика для этого подходила прекрасно: близко от дома и перспективно.

Итак, шведы, датчане и немцы где силой, где хитростью проникали в Прибалтику, в нижнее течение Западной Двины. Ставили свои города и замки, крестили местное балтское население в католическую веру.

Что же делали в это время русские князья? Да, в общем, ничего. Дело в том, что первоначально, когда немцы в Прибалтике соприкоснулись с русскими, они не мешали друг другу. Когда немцы стали осваивать территории, население которых платило дань полоцким князьям, эти последние никак не отреагировали. Не отреагировали по многим причинам: не хватило сил, не хватило и дальновидности. Полоцкие князья более всего были заинтересованы в сборе дани с ливов и леттов, а рижский епископ первое время не оспаривал у них этого права. Более того, появление немецких городов сначала принесло даже выгоду: оживилась торговля, больше стало порядка.

Но все-таки столкновений избежать было невозможно. В начале XIII века немцы подошли вплотную к русскому форпосту на западе, городу Кукенойсу, в котором правил князь Вячко. Напротив Кукенойса был построен замок Леневарден. Таким образом, два мира, православный и католический, столкнулись «нос к носу». Долго оставаться в покое столкнувшиеся стороны не могли. После нескольких лет шаткого равновесия и взаимных уколов владелец замка Леневарден, опираясь на помощь и «советы» рижского епископа, собрался с силами и сжег Кукенойс. Князю удалось бежать.