Под большевистским террором - Рода Пауэр

Сабаров послал горничную в милицию. После чего раздался телефонный звонок, и чей-то голос сообщил о грядущей мести. На следующий день в один из сабаровских домов бросили бомбу. Затем пришло ещё одно письмо, где перечислялись 11 способов, каковыми будет осуществлена месть Сабарову. «Мы, не колеблясь, замуровываем наших жертв живьем, – пугали преступники. – Мы так же знаем, что у тебя есть квартира в Новочеркасске. Если ты сбежишь туда, мы и там тебя достанем. У нас есть свои люди в милиции».

Напряжение усилилось, когда ночной сторож без всякого смущения признался в том, что спал ночью, но был разбужен лаем собак. Выглянув в щелку он обнаружил пятеро людей в масках, пытающихся вломиться в дом. После выстрела в воздух они ушли, крикнув напоследок: «До следующего раза».

Нервы стали совсем ни к чёрту, когда украли маленького сына г-на Краснова, а посетивший нас милиционер сказал, что они ожидают погромов, чуть ли не завтра и фамилия Сабаров в числе вероятных жертв.

Мы бежали в Новочеркасск на машине, и я буду помнить об этой поездке всю жизнь. Казалось, мы не ехали по земле, а летели по воздуху. За нами невозможно было угнаться, и нас трудно было узнать, не только из-за скорости нашего передвижения, но и потому, что наши лица закрывали плотные вуали. Багаж мы прикрыли ковром, чтобы tovarishchi не догадались о нашем намерении покинуть город.

Окрестности стали меняться лишь на подъезде к Новочеркасску: появились одиноко стоящие хаты, редкие мельницы, позолоченные купола, промелькнувшей вдали церкви. Прибыв в город, мы в течение пяти дней не высовывали носа. Положение в Ростове в это время продолжалось ухудшаться.

Вернувшийся туда на третий день Сабаров не мог выйти из дома, не будучи вооруженным и без сопровождения детектива. Сам дом напоминал крепость: окружные сады несколько раз за ночь проверялись конной милицией; в пустующих комнатах спали детективы; сторож ночевал на кухне, чьи окна смотрели на большую дорогу.

Дважды на дом нападали, приезжающие на машине, люди в масках. Но без особого успеха из-за хорошей охраны. Каждый день тайно подбрасывались на веранду или садовую дорожку записки с угрозами, либо злоумышленники звонили по телефону. Г-н Сабаров тянул время, предлагая снизить сумму, но Апачи надменно отвечали, что их президент не рассматривает подобных предложений.

К тому времени наше убежище в Новочеркасске было раскрыто, и мы вернулись домой под охраной двух казаков и детектива. Тем же полднем весь город в ужасе узнал, что труп маленького сына г-на Краснова был найден сожжённым в сидячем положении посреди поля. Вскрытие показало: ребёнка прежде, чем задушить, морили голодом. После пропажи сына, отец громогласно объявил о готовности заплатить любую сумму за его возвращение. Шесть преступных банд заявило о наличии у них ребёнка, назначая обмен в разных местах. Несчастный отец не знал, кому верить. Задержка с оплатой стоила его сынишке жизни.

После того, как история стала достоянием газет, город захлестнула настоящая эпидемия анонимных писем. Несколько детей было украдено с требованием выкупа, при этом, у не очень состоятельных родителей. Прямо из школы пропали две девушки. Жену богатого купца, отлучившегося в Новочеркасск, усыпили хлороформом в одном из кинотеатров Ростова и держали в заточении, пока муж не выплатил очень крупную сумму.

Подруга г-жи Сабаровой подслушала на рынке разговор о плане захватить Наташу и её кузину. Несколько дней мы не покидали дом, а когда всё таки решились, нас повсюду сопровождал детектив.

Несмотря на всю нервозность этих недель, случались и смешные моменты, веселившие нас вопреки всему. Вскоре после смерти сына Краснова пропал и сынишка нашего садовника. Безутешные родители искали его повсюду. Мать, оплакивая своего «голубка», ездила в милицию ежедневно. За неделю от ребёнка не было ни весточки. И вот, когда уже растаяли последние надежды и отец поставил поминальную свечку в приходской церкви, на пороге задней двери дома, вдруг, объявилась чумазая и несчастная фигура мальчика, жалующегося на невозможность в Ростове жить Робинзоном Крузо, ибо во всей округе, оказывается, вырезали всех коз.

Не было дня без того, чтобы не случалось убийство или грабёж, как правило, на людных улицах или в больших гостиницах. Растущему беззаконию сопутствовали и значимые политические события.

В одну из ноябрьских ночей, после свержения правительства Керенского и массовых беспорядков, устроенных большевиками в Петрограде и Москве, ростовские рабочие устроили большое собрание в одном из помещений местного Комитета. Друг г-жи Сабаровой присутствовал на нём, переодетый простым крестьянином, и смог описать бесчинствующие настроения толпы.

Когда кто-то призвал не проливать крови, раздался ответный рёв: «Предатель!», и ему стали плевать в лицо и грозить кулаками, после чего, матросы, заявлявшие, что приехали из Севастополя, дабы утрясти разногласия между большевиками и казаками, выкинули того из зала.

Утверждения делегата с севера о том, что сведения творящегося в Петрограде намеренно преувеличены буржуазией, чтобы настроить народ против большевиков. Это сообщение встретили криками возмущения и возгласами «Никогда!». После чего собрание закончили призывом «Долой буржуев!».

Пугающие слухи из Москвы росли, как снежный ком. Напряжение в Ростове достигло своего пика в тот момент, когда красногвардейцы попытались захватить Центральный почтамт. Дорогу им преградили казаки, вооруженные нагайками и ружьями. И хотя обе стороны были настроены благодушно, глядя на происходящее, как на недоразумение, сам факт стычки произвел нешуточное впечатление и Каледин, атаман Донской области, объявил о введение в городе чрезвычайного положения.

Прошедшие без всякой агитации выборы усилили позиции большевиков в Ростове и казаков в Новочеркасске. По городу ходили слухи, что вернувшиеся с фронта казаки намерены объявить Донскую область самостоятельной республикой, если большевики, оправдываясь сложившимися обстоятельствами, заключат сепаратный мир.

Что-то, очевидно, должно было случиться. В этом никто не сомневался. Но никто не знал, что именно произойдёт…

* * *

«Бу-у-ум!», – снаряд разорвался в степи, подняв в воздух фонтан пыли и камней. Мимо по дороге маршировали вооруженные мужчины – некоторые ещё почти мальчишки – представлявшие собой разного рода шваль и сброд, из которого формировали Красную Армию. «Маршировали» – слишком громкое слово для описания их строя. Лучше было бы сказать «шли вразброд»: кто-то почти бежал, другие еле плелись, третьи брели по обочине. Все они радостно смеялись и, подняв оружие над головой, стреляли в воздух.

На всё это из окон домов испугано смотрели крестьянки, в то время как из дверей то тут, то там выскакивали молодухи и бросались к толпе идущих, заигрывая с каждым напропалую, но искусно уклоняясь от поцелуев. Если б не оружие в руках этих людей, они бы могли сойти за направляющихся на пикник, такими легкомысленными и весёлыми они выглядели. Каждый новый звук выстрелов сопровождался криками «Ура!», подстёгивающих толпу.

Мы не знали, что точно происходит, но слыша тяжелый грохот пушек и резкий, раздражающий треск пулемётов, понимали: долго тлевший огонь вспыхнул пламенем. Накинув старое пальтишко и повязав голову платком, чтобы не выглядеть, как «bourguika», я, чутко прислушиваясь, выбралась в сад. Стоял крепкий морозец. Падающий снег покрывал дорогу тонким слоем.