Античный мир «Игры престолов» - Айеле Лушкау

Прежде чем мы вернемся к вину, приведу один пример. Из всех великих домов наибольшее внимание сельскому хозяйству уделяют Тиреллы из Хайгардена. Их королевство – рай на земле, отличающийся красотой и изобилием. Девиз «Вырастая – крепнем» отлично им подходит. У Тиреллов есть два заклятых врага: Мартеллы из Дорна и Грейджои с Железных островов. Эти два дома не похожи друг на друга. Мартеллы, бесспорно, так же, как и Тиреллы, живут в изобилии. Они также наслаждаются едой, хорошим вином и погодой, и девиз Мартеллов «Непреклонные, несгибаемые, несдающиеся» выражает ту же идеологию процветания и жизнестойкости. Эти девизы в каком-то смысле вариации на одну и ту же тему. Грейджои, однако, – совсем другая история. Они живут на другом конце мира, на каменистом севере, на негостеприимных бесплодных островах. В отличие от Тиреллов, они существуют за счет кораблестроения и пиратства. И девиз Грейджоев утверждает противоположное: «Мы не сеем», – с вызовом провозглашают они всем домам, занимающимся земледелием. Это не относится к Старкам, которые находятся с ними в тех же отношениях, что и Дорн с Хайгарденом. Для Тиреллов Дорн – конкурент, но Грейджои – определенно угроза.

Таким же образом цивилизованные города Востока представляют собой вариации на тему Вестероса, что очень важно, поскольку имено там Дейенерис будет учиться управлять государством. С этой точки зрения другие, будь это одичалые за Стеной или рабовладельцы из Вольных городов, – нецивилизованные. Дотракийцы – кочевой народ, живущий в Эссосе, славящийся своей яростью и жестокостью в битвах, а также суеверной боязнью моря, – единственного, что отделяет их от берегов Вестероса. Но это вот-вот изменится, так как Дейенерис Таргариен выходит замуж за их вождя, кхала Дрого, в обмен на помощь в кампании ее брата Визериса по завоеванию Железного трона. Дотракийцы, созданные по подобию евроазиатских кочевых племен, таких как гунны или монголы, также занимаются укрощением лошадей. Так как лошади использовались исключительно в боях и набегах, а разводить, содержать и тренировать их было слишком дорого, возможность владеть лошадью или приручать ее была признаком достатка и статуса. В Риме, например, эквиты отличались тем, что держали лошадь за счет государства и таким образом представляли собой традиционную римскую кавалерию (позднее их сменили иностранцы, особенно галлы и нумидийцы, – они были лучше обучены и экипированы). В «Илиаде» предводитель троянцев Гектор зовется укротителем коней, а его похороны, как и похороны кхала Дрого, знаменуют собой конец определенного этапа войны.

Мы знакомимся с дотракийцами на свадьбе Дейенерис, и смотрим на них ее глазами – глазами испуганной вестеросской девушки. Подобно пирам в Вестеросе, на этой свадьбе сохраняется социальная иерархия: кхал и его невеста расположились на вершине земляной насыпи, ниже – важные гости, еще ниже – остальные дотракийцы. Визерис захлебывается желчью, восседая ниже сестры, несмотря на то что его место считается почетным. Так же как на пирах и свадьбах в Вестеросе, принятию пищи уделяется особое внимание: сначала едят Дрого и Дейенерис, что также оскорбляет Визериса. Сама Дени слишком нервничает, чтобы есть, и тактично отказывается от щедрых подношений: «Дымящиеся куски мяса, черные толстые сосиски, кровяные дотракийские пироги, а потом фрукты и отвары сладких трав, тонкие лакомства из кухонь Пентоса» (ИП). Несмотря на большое событие, праздничные яства выглядят немного более экзотическими версиями блюд, предлагаемых в тавернах, а тот факт, что некоторые из них приготовили на кухнях Пентоса, подчеркивает, что еда была не только сытной, но и знакомой. Таким образом, читатель понимает, что Дейнерис благородна и воспитанна по сравнению с человеком, за которого выходит замуж. Дотракийцы привыкли праздновать по-другому: «Они обжирались зажаренной на меду и с перцем кониной, напивались до беспамятства перебродившим конским молоком и тонкими винами Иллирио, обменивались грубыми шутками над кострами» (ИП).

В этом вся суть дотракийцев: они утоляют голод кониной и кумысом, напиваются чужим вином, плюются ругательствами и не способны понять и оценить деликатесы, подаваемые выше. Они абсолютно чужие: говорят на другом языке, едят другое мясо и с радостью предаются пьяным забавам. Вершиной всех этих бесчинств для Дейенерис становятся сексуальная раскрепощенность и воспевание жестокости. Дотракийцы сношаются прилюдно под открытым небом и дерутся друг с другом насмерть из-за пустяка. На деле они кажутся девушке «зверями в человеческом обличье, а не настоящими людьми».

Дейенерис вскоре осознает свою ошибку и проникается любовью к своему новому народу, но испытывает первобытный страх перед этими грубыми мужчинами и женщинами, главной чертой которых является единство с природой, особенно с лошадьми, что переплетается с одним из самых известных античных мифологических сюжетов – кентравромахией, битвой с кентаврами. Эта история началась со свадьбы Пирифоя и Гипподамии (ее имя означает «правящая лошадьми»). Кентавры, мифические существа, наполовину люди, наполовину кони, были приглашены на праздник. Они быстро опьянели и начали бесчинствовать. Некоторые версии этой истории объясняют поведение кентавров, диких созданий, тем, что они не привыкли к вину и были не способны управлять собой под его действием. Какой бы ни была причина, кентавры сорвали свадьбу и попытались похитить и изнасиловать невесту. Битва закончилась тем, что Тесей, легендарный царь Афин, помог их победить и спасти Гипподамию. Вмешательство Тесея означало, что афиняне считали миф частью истории города, даже несмотря на то что лапифы жили, если верить преданиям, в Северо-Западной Греции, а эта битва была изображена на фризе Парфенона. Помимо нее, там показаны еще три – гигантомахия, амазономахия и сцены из Троянской войны, и каждая из них символизировала победу цивилизованной Греции, отличающейся идеологией эстетики и политики, а также самоконтролем, над необычными, опасными неадекватными «другими». Для греков, равно как и для римлян, и для вестеросцев, «другие» живут где-то на Востоке, за далекими морями.

Кентавр побеждает лапифа, 447–433 до н. э. Южная метопа Парфенона. Лондон, Британский музей

Противовесом сдержанности в политике и идеологии являлась тирания, представление о которой в те времена совершенно не соответствовало нынешнему. Двумя главными признаками, свойственными тирании во времена Античности, были беззаконие и самодержавие, но они не всегда присутствовали одновременно. Тираны не всегда были олицетворением зла или плохими правителями, даже если приходили к власти путем государственного переворота или захвата. Например, император Октавиан Август, один из самых компетентных властителей эпохи Античности, технически считается тираном: он получил власть после гражданской войны и правил Римом в той или иной степени незаконно. Однако его долгое и успешное руководство государством, а также особый стиль правления – железный кулак в шелковой перчатке – способствовали тому, что мало кто называл императора тираном после его смерти и еще меньше это говорили ему в лицо (хотя некоторые писатели замечали, что Август начал демонстрировать сдержанность вкупе с грамотным управлением лишь после смерти своих многочисленных оппонентов). Другим повезло меньше, и Рим стал символом тирании как власти, лишающей граждан свобод. Это расплывчатое определение означало, что практически любой политический лидер мог быть назван тираном, и греки с римлянами не жалели речей (ни одна из них не была лестной), чтобы рассказать о произволе и ошибках тирании. Читателям и зрителям «Игры престолов» это знакомо: тиран не был способен на самоограничение: он распутничал, прелюбодействовал, состоял в кровосмесительной связи с матерью или сестрой, преследовал благовоспитанных юношей; он был жесток и непочтителен, не придавал значения справедливости, порядку и состраданию; он был своенравным, кровожадным и вероломным даже по отношению к родным. Такой характер проявлялся с юных лет: склонность к жестокости (император Домициан в детстве якобы любил ловить мух и отрывать им лапки одну за другой), обжорству, а особенно – к пьянству с вытекающими отсюда грубостью и потерей самоконтроля, как говорилось выше. Мужчины, которым свойственны эти черты, ужасны, женщины – ужасны вдвойне. Например, египетскую царицу Клеопатру, жену Цезаря и любовницу Марка Антония, в Риме ненавидели, особенно молодой Август, который видел в ней прямую угрозу его праву на трон и стабильности империи. Когда пришло время, он объявил войну ей и ее соправителю, бастарду Цезаря. Август описывал Клеопатру как сумасшедшую, подлую, окруженную евнухами, поклоняющуюся ужасным богам и, самое главное, пропитанную вином женщину; за исключением ужасных богов, все это можно отнести к Серсее Ланнистер, чья зависимость от вина растет по мере погружения в роль королевы-регента (это же добавляет ей сходства с мужем, бывшим королем, которого она так ненавидела).