Античный мир «Игры престолов» - Айеле Лушкау

Сцена в лесу открывает всю подноготную Робба, его положение и поведение. Несмотря на последующую успешную кампанию на юге, когда Робб захватит Джейме Ланнистера и станет королем Севера, он в конце концов предаст сам себя, неспособный противостоять женской хитрости, а затем будет предан своими же союзниками – как Фреями, так и, позднее, Грейджоями. Мы вернемся к причинам предательства в конце этой главы, но сейчас стоит обратить внимание, что сцена в лесу также символизирует отношения между Роббом и Теоном. Именно выстрел Теона поворачивает ситуацию в сторону Старков, так как с того момента как Бран становится свободен, Робб может спустить лютоволков. Вместо того чтобы поблагодарить сводного брата, Робб обращается к нему со злостью: «Джон всегда говорил мне, что ты осел, Грейджой… Пожалуй, мне следовало бы привязать тебя во дворе и позволить Брану попрактиковаться в стрельбе» (ИП).

Робб рассчитывал, что долгая отповедь будет оскорбительной, он повышает голос, чтобы его могли расслышать все присутствующие. Подчеркнутое обращение к Теону по фамилии – Грейджой – и ругательства отделяют Теона от семьи; образ сводного брата, закованного в цепи во дворе ради тренировки восьмилетнего Брана, является еще большим унижением и подчеркивает, что Робб имеет не только власть над воспитанником своего отца, но право его оскорблять. Позже становится ясно, что Теон убил стражников по ошибке, охотясь на индюка. Он удивляется, узнав об этом, но оправдывается: «Откуда я знал, что ты оставишь мальчишку одного?» (ИП). И у него есть на то причина: Робб допустил промах, оставив Брана в одиночестве, при том что его обязанностью было этого не допустить. Хороший предводитель должен был благодарить подданного за то, что тот сделал то, чего не смог сделать он сам, а не гневался и уж точно не выказывал бы публичных оскорблений. Робб как лидер, таким образом, неопытен и, как и Юл у Вергилия, не может распоряжаться властью, хоть она и принадлежит ему по праву. В то время как Нед Старк поднимал восстание и завоевывал Роберту корону, его сын, названный в честь короля Баратеона, не смог продвинуться дальше Окскросса, незначительной части основных земель Ланнистеров. И почему? Потому что, подобно Теону, сбился со своего пути.

Олень в «Энеиде» и «Одиссее» символизирует гостеприимные празднества или, по крайней мере, прибытие на новые земли. Традиционно герои эпоса всегда являются с визитом к середине застолья или к моменту подачи десерта. «Игра престолов» также начинается с пира, на котором впервые собираются вместе Старки и Ланнистеры, поедающие друг друга взглядом за спиной ничего не подозревающего короля Баратеона. Как и в античном эпосе, оленьим пиром приветствуют Ланнистеров в Винтерфелле, и мы становимся свидетелями политических интриг Вестероса и узнаем главное правило игры престолов: победи или умри.

Пиры метафоричны и не всегда выглядят тем, чем являются, и поэтому представляют собой хорошую возможность для выявления лицемерия. Выполняя формальную функцию, они требуют от гостей подобающего поведения, но не всем удается скрыть свое истинное «я». Это лежит в основе античных мифов, где пиры были излюбленным способом проверки гостей, возможностью рассмотреть, на самом ли деле они бедные странники, которыми кажутся, или все же благородного происхождения. Это сложная ситуация, потому что подобные проверки противоречили священному закону гостеприимства – xenia, – который предписывал хозяину обеспечить безопасность гостя, а также потому, что на испытаниях, как правило, применяли запретные приемы, например, подавали человеческую плоть с целью выяснить, сможет ли ее распознать бог, предположительно сидящий за столом. Существует много версий мифа, некоторые утонченные, другие не очень. На оленьей охоте на Огигии, например, Одиссей получает несколько знаков того, что зверь – это человек, заколдованный Цирцеей, но узнает он об этом позже. Но чаще подобные вещи происходят намеренно. Мифический царь Ликаон, например, размышляет, не является ли новоприбывший гость на самом деле не кем иным, как богом Зевсом. Чтобы проверить, он пытается убить гостя во сне и подносит ему в качестве угощения мясо своего заключенного. В качестве наказания Зевс превращает Ликаона в волка, столь ироничным образом подтвеждая предположение царя.

Но самый дурной проступок против богов и законов гостеприимства совершил Тантал, сын Зевса: он в качестве угощения предложил олимпийским богам плоть своего собственного сына Пелопа. Почуяв запах человеческой плоти, боги отказались ее есть – все, кроме богини Деметры: она отвлеклась, горюя по похищенной дочери Персефоне, и съела кусок того, что потом оказалось лопаткой Пелопа. Боги воскресили сына Тантала, но не смогли заменить лопатку, и Деметра создала вместо нее другую, цвета слоновой кости, с которой он прожил долгую жизнь. Тантал же был наказан в загробном мире, и эта кара дала основу английскому слову tantalizing[19]. Он навеки обречен стоять по горло в воде, под фруктовым деревом. Чувствуя голод, он тянется к ветвям, но дерево отводит их от него. Чувствуя жажду, он тянется к воде, но она утекает. Как часто бывает в греческой мифологии, наказание соответствует преступлению: тому, кто подает богам то, что они не должны есть, суждено вечно страдать от голода и жажды.

Наказания самого Тантала было недостаточно. Это двойное преступление – убийство родственника и каннибализм были настолько отвратительны грекам, что они навеки прокляли семью Тантала: поколение за поколением было обречено на страдания, предательство и, в частности, семейные склоки – сыновей с матерьми, жен с мужьями, братьев с братьями. Пример Тантала настолько убедителен, что ситуация повторяется толь ко два поколения спустя. Двое сыновей Пелопа, Фиест и Атрей, занимаются темными делишками, обычными для мифической семьи: Фиест спит с женой своего брата и пытается свергнуть его с трона. В качестве мести Атрей убивает детей брата и подает их ему в качестве угощения, за исключением голов и рук, которые держит за спиной, чтобы упрекнуть брата в том, что он сделал. Это не единственный пример подобной мести: после того как мифический царь Терей насилует и калечит Филомелу, сестру его жены Прокны, обе женщины сговариваются убить его сыновей и угостить ими ничего не подозревающего отца. Оба эти мифа вдохновили Шекспира на создание пьесы «Тит Андроник», в которой протагонист Тит подает царице пирог, приготовленный из ее сыновей, изнасиловавших и покалечивших дочь Тита по тому же сценарию, что и Терей.

Хендрик Гольциус. Зевс превращает Ликаона в волка. Иллюстрация из книги Les Métamorphoses d’Ovide (Haarlem, 1589). Музей искусства округа Лос-Анджелес

Эти истории – явные прототипы «Ветров зимы», финального эпизода шестого сезона сериала, в котором Арья Старк скармливает Уолдеру Фрею пирог, приготовленный из его сыновей, прежде чем перерезать ему горло. Популярная в Вестеросе сказка «Повар-Крыса» также напоминает миф об Атрее: главный герой служит поваром в замке Твердыня Ночи. Он убивает сына короля и скармливает его отцу, за что на него насылают проклятие: он становится крысой и поедает лишь собственных отпрысков. Бран даже говорит: «Боги прокляли его не за убийство или приготовление пирога из сына короля. Он убил гостя под своей крышей – этого боги не могут простить». Во всех этих случаях люди не знают, что едят, и это свидетельствует об их невежестве и невоздержанности, а также о человеческой уязвимости: даже самые обыденные вещи могут быть опасны, и, допуская оплошности и наживая врагов, мы очень рискуем.